Правда ГУЛАГа из круга первого

После перехода к нэп строительство пенитенциарной системы активно продолжилось на основе принципов, заложенных до революции. Декрет СНК от 21 марта 1921 г. «Об установлении общих начал лишения свободы лиц, признанных опасными для Советской Республики и о порядке условно-досрочного освобождения заключенных», определивший основные направления исправительно- трудовой политики РСФСР, свидетельствует о практически полном копировании опыта царской тюрьмы без какой- либо существенной модификации системы исполнения наказаний^[52]. В документе говорилось, что «в своей деятельности судебные органы РСФСР должны преследовать следующие цели: 1) поставить лиц, признанных опасными для советского строя, в фактическую невозможность причинить вред, 2) предоставить им возможность исправления и приспособления к трудовой жизни» Обозначив принципиальные положения исправительно-трудовой политики Советской власти, которые действуют до сих пор, Декрет не определил никаких конкретных путей и способов проведения этих принципов в жизнь. Отсюда можно сделать предположение, что имевшийся на тот момент пенитенциарный инструментарий казался вполне достаточным и не возникало нужды в каких-либо особых указаниях на этот счет. Нет подобных указаний и в Постановлении СНК РСФСР от 28 ноября 1921 г. «Об использовании труда заключенных в местах лишения свободы РСФСР и отбывающих принудительные работы без лишения свободы». В то же время документ свидетельствует о трудностях, испытываемых государством при попытке определить место принудительного труда в системе с допущением рыночных отношений. Любые вопросы, связанные с привлечением рабочей силы осужденных, подлежали детальной регламентации со стороны наркомата труда, определявшего возможность использования принудительного труда в интересах советских учреждений и предприятий^[54]. При взгляде на Отдел III, главу 2 Исправительно- трудового Кодекса РСФСР 1924 г., посвященные работам осужденных, можно предположить, что принципы организации труда обеспечивали достаточно поводов для противоречий между «вольным» и принудительным секторами хозяйства. Статьи, посвященные организации работ, оплате и охране труда осужденных, являются почти точным сколком с соответствующих положений закона времен Александра Третьего, с определенными изменениями в сторону либерализации режима и улучшения быта заключенных. Как и в императорской России, упор делался на создание при существующих местах заключения производств, призванных своей деятельностью покрывать расходы на содержание контингента заключенных. Как и при царском режиме, полностью сохранилось «соперничество» внутренних и внешних работ как средства решения производственных задач. Новым было только требование строить свою хозяйственную деятельность на основах хозрасчета. Выполнение данной задачи возлагалась на местный уровень руководства местами заключения^[55].

Но в условиях НЭП все усилия по созданию полноценных хозяйственных организмов, опираясь на местные ресурсы, встречались с труднопреодолимыми препятствиями. Это лишний раз подтвердили участники Второго съезда работников пенитенциарного дела, проходившего в Москве в конце ноября — начале декабря 1924 г. Из выступлений вырисовывалась безотрадная картина. Отсутствие средств (к 1925 г. только 32 места заключения РСФСР финансировалось из госбюджета, остальные были отданы на довольствие местным бюджетам), перегруженность краткосрочными заключенными и материально-бытовые проблемы предельно ограничивали возможность привлечения осужденных к внутренним работам. Организации труда препятствовал громадный некомплект надзирающего состава и конвоя, вызванный острой нехваткой средств и материально-бытовой неустроенностью. Заработная плата административного и надзирающего состава, как и расходы на заключенных, серьезно колебалась в зависимости от местоположения места заключения и его бюджетного статуса. В госбюджетных учреждениях содержание заключенного обходилось примерно на 25 коп. в день дешевле, чем в такого же класса тюрьмах, финансируемых из местных средств. Выше была и зарплата надзорсостава. Надзиратель в госбюджетном домзаке («доме заключения») получал в среднем 27,6 руб. в месяц, в то время как его коллега в провинции имел среднюю зарплату в 18 руб. в месяц: на Урале и в Сибири нередки были «зарплаты» и в 10 рублей^[56]. Исключение (лишь подтверждавшее эту закономерность), составляли крупные промышленные центры вроде Ленинграда, где средств местного бюджета вполне хватало, чтобы обеспечить надзирателям «фантастический» ежемесячный доход в 39 рублей^[57].