Правда и ложь в истории великих открытий

Привлечение контекста подсказало мне еще одну тему книги. Неспособность полностью его учесть ведет к ошибке, которую современные историки называют «презентизмом». Это не что иное, как стремление дать оценку событиям прошлого с позиции сегодняшнего дня. Отдельные главы, посвященные Листеру, Менделю, Дарвину, Сноу, Гексли, Симпсону и Флемингу, призваны проиллюстрировать эту проблему. Всего лишь туманного сходства между той теорией, которая признана сегодня, и более ранним комплексом идей, часто достаточно, чтобы ввести одного из наших предков в пантеон научных героев.

Некоторые выдающиеся представители науки обрели героический статус именно таким образом. Если эти идеи вернуть в их изначальный контекст, то между ними и тем, что мы сегодня принимаем как истину, окажется не так уж много общего. Но нас приучили к тому, чтобы мы с пиететом относились к отцам-основателям, поэтому третьим моим желанием было привлечение внимания к контекстуализации как к единственному лекарству от «презентизма». Мы должны научиться понимать прошлое в современных ему условиях, без всяких ссылок на то, что «было потом».

И последнее — я очень надеюсь, что отобранные мной эпизоды из истории науки предстанут перед читателем как человеческая драма, где одинаково важную роль играли и интеллектуальная мощь, и неприкрытые амбиции. Поэтому я абсолютно уверен, что книга моя привлечет тех, кто больше всего хочет взглянуть на мир с позиций антипрезентизма, тех, в ком есть здоровый дух авантюризма, помноженный на глубокое уважение таланта и высоты человеческого духа. Для таких умов отделение истины от вымысла лишь обогатит их понимание жизни.

Часть первая Прав, хоть и ошибается

Луи Пастер, Роберт Милликен, Артур Эддингтон, Фредерик Уинстон Тейлор, Фриц Ротлисбергер и Уильям Диксон

Первые пять глав объединяет одна общая тема: каждый из шести рассматриваемых ученых манипулировал результатами своих экспериментов так, чтобы они не противоречили его изначальным представлениям о мироустройстве. Чтобы стать победителями в научных сражениях, эти ученые (в разной мере) не стеснялись запутывать и даже обманывать своих влиятельных друзей и ставить под удар их репутацию как надежных свидетелей. Всем шестерым повезло: признавая в них авторов выдающихся идей, потомки закрыли глаза на то, что представленные ими доказательства были весьма сомнительны.

Было бы печально тем не менее, если бы эти пять глав воспринимались как нападки на ученых. Да, некоторые великие личности позволяли своим амбициям влиять на чистоту и честность эксперимента. Однако те шесть ученых, о которых пойдет речь в последующих главах, не представляют всю науку. Я выбрал их лишь потому, что между мифом, окружающим их имена, и реальностью существует огромная пропасть. Их действительный вклад в науку будет рассмотрен в заключительной главе первой части книги.

На данном этапе мне бы хотелось сделать одно общее замечание в отношении Пастера, Милликена и Эддингтона. Знаменитый философ XX века Карл Поппер провел полезное различие между открытием и его верификацией в процессе обретения научных знаний. Ни в коем случае не сомневаясь в способности ученых осмысливать мир, он тем не менее считал, что на этапе открытия ученый может позволить себе больше вольностей, чем тогда, когда в дело вмешиваются другие ученые и начинают в процессе верификации «фальсифицировать» изначальную идею. Для эмпирической психологии будет, наверное, очень интересно, как рождается новая идея — как музыкальная тема, как драматический конфликт или как научная теория. «Однако это совершенно не важно для логического анализа научного знания», — заявил Поппер в 1959 году. Наука становится надежным знанием, утверждал он, лишь тогда, когда ее выводы в течение нескольких лет выдерживают испытание на прочность. Действительно, он был «склонен думать, что научное открытие невозможно без веры в идеи, носящие чисто спекулятивный характер и иногда даже весьма туманные»[1].

Именно в таком контексте следует рассматривать примеры, приведенные в первой части книги. Изначальные данные, представленные учеными, о которых пойдет речь, содержали серьезные ошибки и относились скорее к научным убеждениям, чем к научной эмпирике. Но если бы наши герои были совершенно не правы, ученые в других лабораториях показали бы это незамедлительно. Неверные, но внушающие доверие идеи постоянно предлагаются определенными представителями научного сообщества, однако такие идеи долго не задерживаются, поскольку, для того чтобы выжить, научная теория должна обладать неоспоримыми достоинствами.