Правда и мифы о психосоматике. Как тело и психика влияют друг на друга

Это одна из возможных предпосылок к формированию конверсионного расстройства (см. главу 16) или даже к синдрому Мюнхгаузена (см. главу 10).

Однажды врач-гастроэнтеролог направил ко мне мальчика Гошу с диагнозом «психогенные запоры». Его отец не соглашался с тем, что сыну нужно пропить курс слабительного, чтобы все пришло в норму. Он считал, что к препарату может возникнуть привыкание (хотя для слабительного того типа, который прописывали Гоше, это не свойственно). Вместо этого папа каждый день заставлял мальчика по полтора часа сидеть в туалете. Сформировался настоящий ритуал – с мультфильмами, питьем кефира, приседаниями и т. п. Вокруг туалета бегала бабушка и поминутно осведомлялась у Гоши, как идет «процесс». Приходя домой, папа прежде всего получал сводку Гошиных «больших дел». Тревога, которая накручивалась на оправления Гоши, никак не помогала им стать естественными.

Запоры у детей – очень частая реакция на стрессы. Сильное возбуждение и тревога увеличивают активность симпатической нервной системы. У многих это может привести к спазматическому «сжатию» кишечника и удержанию его содержимого внутри. Но это не значит, что ребенку не поможет курс слабительного, которое обычно назначает в таких случаях педиатр. Размыкается порочный круг: спазм → удержание кала → болезненное испражнение → спазм. Теперь какать не больно, и постепенно ребенку становится проще расслабиться. А на этом фоне уже можно искать источник стресса и нормализовать «туалетные привычки». К сожалению, папа Гоши не внял и моим объяснениям и пошел искать врача нетрадиционной медицины… Очень им всем сочувствую, особенно Гоше.

Итак, семейная система влияет на здоровье и психическое состояние будущего взрослого. В ней формируются установки по поводу здоровья и болезни, закладывается основа отношения к себе, своему телу. Если эти установки мешают жить, их можно изменить – но для этого сначала осознать.

Глава 20 Детские психотравмы

Слово «травма» (в значении «психологическая, психическая травма») не так давно вошло в русский язык, и, как часто бывает с неологизмами, многие употребляют его не по делу, называя травмой любой трудный опыт человека. Между тем не всякий трудный опыт обязательно становится травмой, и не всякая травма выглядит как трудный опыт. Травмой событие делает субъективное переживание, точнее, невозможность переживания: травма – это только такое событие, для переработки которого у человека не хватает ресурсов.

Например, ребенок не представлял, что родители могут развестись, они всегда были вместе, их семья была единым целым – и вдруг этот мир рушится в одночасье, папа больше не появляется, мама плачет. Тогда как мирный развод, к которому ребенка должным образом подготовили и после которого оба родителя продолжают присутствовать в его жизни, будет стрессом, но травмой может и не стать. Сильный стресс отличается от травмы тем, что мы интегрируем его в наш опыт: «Так бывает, папа и мама больше не будут жить вместе. Вот и у моего друга так же. Это грустно, хотелось бы, чтоб было иначе, но ничего не поделаешь». Событие травматично, если ребенок не может в полной мере охватить, прожить его своими чувствами: плакать, злиться, говорить о нем с близкими, вписывать в свою картину мира. И здесь важна не только сила, «размер» происшествия, но и его длительность. Три недели в больнице вместе с мамой – необязательно травма; два года лечения (например, в случае длительной терапии детского рака) – скорее всего, да.

Травма – это только такое событие, для переработки которого у человека не хватает ресурсов.

Вместе с тем, конечно же, есть события, которые почти всегда будут травмой. Это ситуации сексуального и физического насилия, природные катаклизмы, военные действия, смерть близких. Насколько серьезной станет эта травма для ребенка, зависит от многих важных деталей.