Правда и Небыль

– Нет, конечно. – Алексей Михайлович нарисовал под вертикальной перекладиной буквы «Г» верёвочку с петлёй. Буква превратилась в виселицу. – Расстанемся. Тихо. Мирно. Как самые добрые старые друзья. Гусин пойдёт на повышение. Он устал. И хочет заниматься своими новыми проектами. Я, конечно, очень удивлюсь. Буду его удерживать. Но у меня как-то не получится. Чтобы быть против, не надо быть против. Надо быть недостаточно «за». А он очень устал. И ему, как кадровики говорят, вдруг захотелось «выйти из зоны комфорта». Попробовать что-то новое. Испытать себя. Засиделся он тут. Застой. Ну так как-то. Типа того. – И банкир вопросительно посмотрел на безопасника.

– Он когда устанет? – задал встречный вопрос собеседник. – С первого марта или до апреля-мая ещё помучается?

– Нет, он сегодня вечером уже устал. И сегодня же вечером мне об этом расскажет. Сам. Без ансамбля.

– Смотря как разговор пойдёт. Роман ведь такой, вы его знаете.

– Иван Иванович, я вам за что деньги плачу? – спросил банкир. И сам ответил на свой вопрос: – Чтобы все, кто нужно, уставали тогда, когда нужно. Это ваша работа. Я спинным мозгом чувствую, как Гусин износился.

– Всё будет сделано, шеф, – бодро отрапортовал контрразведчик. – Вот прям сейчас он и устанет. Через десять минут. У меня в кабинете. – И он взглянул на часы. – Я понял вас.

– Когда тебя понимают – это счастье! – обрадовался банкир. А потом грустно добавил: – А несчастье – это когда тебя понимают слишком хорошо. Ладно. Я в банке ещё час буду, у меня встреча с помощником, но вы Гусину намекните, что по срочному вопросу ко мне можно будет через сорок минут попасть. Я, конечно, никого не жду, сами понимаете, работа. – Юрьев покосился на пустой стол, на котором ничего не было. – Много работы. Очень много. Но хорошего человека я всегда приму.

– Мне просто не хватило времени! – с досадой сказал Гоманьков. – Я бы нашёл состав. Осторожный он очень…

– Осторожный-то он осторожный, но глаза боятся, а ручонки-то пакостят. Может, и хорошо, что не хватило времени, – задумчиво произнёс Юрьев. – Нам сейчас что, нужны скандалы? Допустим, окружающие узнают, что один из наших товарищей оказался нехорошим человеком, редиской, так сказать, радел за неправильных людей. И кто мы после этого? Дилетанты, не разбирающиеся в кадровых вопросах? Нет, мы не такие. И люди нам попадаются всё больше добрые, отзывчивые, хорошие. Сотрудников надо беречь. Создавать им такие условия, чтобы они увольнялись только по собственному желанию. Это, кстати, афоризм мастера Дубова. Но вы журнал «ЭКО» в своё время не читали. А я читал. Там много полезных мыслей было.

– Понимаю. – Гоманьков стиснул челюсти, выдохнул через нос. – Это, кажется, называется «политическое решение»?

– Просто здравый смысл.

– Не знаю, не знаю… – Иван Иванович опустил голову. – В девяностые я так бы сказал: если человека не наказать, он будет думать, что с нами так можно. И обязательно покажет себя ещё. Но сейчас вроде как времена другие?

– Времена не выбирают. В них живут и умирают, – вздохнул Алексей Михайлович. – И у Гусина спина не чешется. Почему? Потому что у него сзади крылья не прорезаются. Не ангел он. Но человек умеет прогибаться под изменчивый мир. Когда решался вопрос, кто будет первым лицом, он на моё место рвался. Португальцы выбрали меня, он как узнал, на стенку лез. Недолго, правда. На следующий день после назначения на задних лапках скакал и улыбался шире плеч. Потому что понимал, что игра окончена. И теперь ему нужно будет принять ситуацию. И наше решение он тоже примет. А если не примет, ну вы знаете, что и как сказать. Вы же инженер человеческих душ. В разведке служили.

Тут Гоманькова как током ударило.

– В контрразведке, – зло выдавил из себя он. – Во втором главке, будь он неладен.

– Ну да, в контрразведке. Впрочем, неважно.

Проблем с Гусиным, как и предсказывал Юрьев, не возникло.

Он зашёл к председателю в кабинет через сорок минут с красным как рак лицом и трясущимися руками. Его глаза бегали по сторонам. Дрожащим голосом сообщил, что устал и хочет заняться своими собственными проектами. Потной рукой протянул скомканный лист бумаги, на котором удивлённый руководитель с чувством глубокого сожаления был вынужден написать одно слово – «Согласен». И ещё поставил дату и расписался. Председатель правления бумаг никогда при себе не держал. Всегда мгновенно принимал решения и расписывал всю входящую к нему почту, хотя её было немало. Поэтому стол у него и в этот раз остался чистым, не замаранным листком члена правления, внезапно решившего отдохнуть и выйти из зоны комфорта.

Гусин тихо сдал дела и залёг на дно. А потом всплыл в Первом Промышленно-Индустриальном.

Теперь из зоны комфорта был выведен Юрьев. Так бывает.

11:55. Грачёва

Москва. Ул. Божены Немцовой, 24а.

Арт-музей

Банкир, наконец-то добравшийся до Арт-музея в сопровождении усиленной охраны, вошёл внутрь здания и замер, увидав возле главного зала сибиряка, с которым расстался утром.

– Ба! А ты, дружище, тут какими судьбами? – поинтересовался банкир.