Правда и неправда о семье Ульяновых

 В феврале ненадолго приехал в Париж Марк Тимофеевич Елизаров. С ним Мария обошла весь Париж, ходили на митинги, театры и музеи, слушали прения в парламенте. Из России пришли сообщения о болезни Марии Александровны,  Марк Тимофеевич заторопился домой. В Сорбонне лекции читали знаменитые  профессора. Мария Ильинична успешно сдала экзамены, и в торжественной обстановке ей был вручен диплом. «Дорого мне все же стоил мой certificat, заниматься приходилось много, но, когда получила его, чувство было очень приятное, что чего-нибудь да добилась», — писала она старшей сестре. Появилась надежда получить дома место преподавателя французского языка, ведь женщин с высшим образованием в России было  немного. Еще во время подготовки у Марии начались приступы боли в области живота, врачи определили аппендицит. В дни ее болезни Владимир Ильич  волновался, возил на консультации врачей, спрашивал у брата Дмитрия, - делать ли операцию. После экзаменов за первым приступом последовал еще один. Было решено оперировать. Марию Ильиничну положили в клинику. Операцию делал известный французский хирург Дюбуше (он жил долгое время в России и был известен своей симпатией к русским революционерам). Операция прошла удачно. Через неделю профессор сообщил, что она больше не нуждается в его наблюдении:  «теперь только отдых — сон, хорошее питание, свежий воздух и прогулки».

 Владимира Ильича по  объявлениям в газетах сам нашел  дешевый пансионат в маленькой деревушке Бомбон. Пансион оказался удобным и действительно дешевым — за 4-х человек платили всего 10 франков. Жили там мелкие служащие, Ульяновы мало общались с обитателями пансиона. Владимир  и Надежда  ездили на велосипедах, Маша гуляла. Силы ее восстанавливались медленно. 19 августа Маша писала сестре в Екатеринбург: «Здесь хорошо: настоящая деревня, воздух прекрасный. Наши много ездят на велосипеде, а я гуляю немного. Часто меня сопровождает наша квартирная хозяйка — старушка, очень симпатичная дама. Вообще в смысле практики языка здесь хорошо: много слышишь французской речи и самой можно болтать. Забрали с собой французских романов, читаю протоколы Лондонского съезда, недавно вышедшие».   Владимир Ильич старался держать  Марию Александровну в курсе хода лечения младшей дочери и писал подробные письма: «Дорогая мамочка! Получил вчера твое письмо и отвечаю с первой почтой. Насчет Маняши беспокоишься ты напрасно. Она поправляется хорошо. Ходить, правда, еще не может помногу: осталась еще некоторая боль в ноге (правой). Мы спрашивали докторов и в Париже и здесь в деревне, означает ли это что-нибудь худое. Все говорят, что нет. Говорят, что поправка идет правильно, только несколько медленнее... Вчера она сделала 5 — 6 верст, спала после этого отлично и чувствует себя хорошо. Вообще говоря, вид у нее стал несравненно лучше, аппетит и сон хорошие, высмотрит вполне здоровой... За три недели отдыха поправилась она сильно. Я ей советую усиленно пить больше молока и есть простоквашу. Она себе готовит ее, но, на мой взгляд, недостаточно все же подкармливает себя: из-за этого мы с ней все время ссоримся». Крупская позже подытоживала: «о делах мы старались не говорить. Ходили гулять, гоняли чуть не каждый день на велосипедах... Наблюдали также французские нравы... В общем отдохнул в Бомбоне Ильич неплохо»

 После отдыха в июле 1909 г. Ульяновы сняли небольшую квартиру на улице Мари-Роз в доме №4, на рабочей окраине Парижа. Маша хотела снять отдельно маленькую комнатку, но Владимир Ильич запротестовал самым решительным образом. Марк Тимофеевич звал Марию  в Саратове, где он был принят на работу, но она отказалась. «Очень рада, что вы перебираетесь в Саратов. Говорят, это хороший городок и интереснее, вероятно, Урала. Но как-никак я лично предпочту одну из столиц на эту зиму... Выправилась я теперь уже здорово, могу много ходить и растолстела очень, потому что питалась хорошо, а двигалась мало... Теперь можно и за работу, только бы добраться до России, очень уж мне заграница очертела». Мария отправилась в Москву, где работали Свердлов (его арестовали в декабре 1909 г.), Калинин, Ногин, Дубровинский, Скворцов-Степанов. В Москве она пыталась устроиться на службу с французским языком, ходила в министерство просвещения, но получила в ответ лишь категорическое: «нет!». Устроилась счетоводом в Московскую городскую управу. Знакомая, Ольга Александровна Сильвина пригласила ее на лето на дачу в Финляндию, в небольшой поселок Ино-Неми, обучать ее детей французскому языку. Знания, полученные в Сорбонне, пригодились.