Правда и поэзия

Я хорошо знал этого молодого человека, о котором Блок рассказывает в своей статье. В течение многих лет он был моим ближайшим другом. Звали его Валентин Иосифович Стенич. Впрочем, подружился я с ним лет через семь после его встречи с Блоком. Но, зная его, я хорошо представляю себе, каким он был тогда, в начале 1918 года, двадцатилетним юнцом. И он сам неоднократно рассказывал мне об этой встрече. Он благоговел перед Блоком, знал все им написанное наизусть - все три тома стихотворений, и поэмы, и пьесы. Для него Блок был гений, и притом из всех гениев человечества - наиболее близкий ему душевно; когда он читал кому-нибудь стихи Блока, он поминутно снимал очки, чтобы вытереть слезы. Встреча с Блоком была для него грандиозным событием. Тем, что Блок написал об этой встрече целую статью, он гордился до последнего своего дня.

- Все-таки мне удалось его обмануть! - восклицал он восторженно.

Конечно, вначале он надеялся не обмануть Блока, а восхитить. И начал он с того, что стал читать Блоку свои стихи. Но сразу почувствовал, что совершил ложный шаг -стихи Блоку не понравились. Тут сказалось, что Стеничу было всего двадцать лет -будь он постарше, он не сделал бы подобной ошибки. Но в двадцать лет считать срои стихи хорошими простительно даже очень умному человеку. Почувствовав, что восхитить Блока он не в состоянии, он решил его хотя бы поразить. И это ему удалось - но с помощью обмана. Обман заключался в том, что он представил Блоку вместо себя вымышленный образ, не имевший ничего общего с реально существующим Стеничем. Он сказал: "Если осуществится социализм, нам останется только умереть". А между тем он был яростным сторонником социализма и через месяц после разговора с Блоком вступил в большевистскую партию и уехал на фронт на Украину, где провоевал всю гражданскую войну в Красной Армии. Он сказал: "Все мы - наркоманы, опиисты!" А между тем он никогда в жизни не употреблял никаких наркотиков и даже, к спиртным напиткам прибегал редко. Он страстно любил стихи, но вовсе не стихи Бальмонта. И неправда, что он любил только стихи,- он жадно и деятельно интересовался всем, что происходило вокруг него, и любил лишь такие стихи, в которых отражалась жизнь. Из старых поэтов он любил Пушкина - он мог прочесть наизусть всего "Евгения Онегина", ни разу не сбившись, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Полонского, то есть тех самых, которых любил Блок. Из поэтов начала XX века он выше всего ставил Блока и любил - впрочем, значительно меньше - Сологуба, Ахматову, Маяковского, Мандельштама. Впоследствии он влюблялся в стихи Александра Прокофьева, Бориса Корнилова, Павла Васильева, Заболоцкого, раннего Твардовского, и когда он сказал Блоку, что "мы - пустые, совершенно пустые", и это "вы, современные поэты", сделали нас такими,- это был обман, чистейший вымысел.

Обман этот полностью удался. Он удался потому, что предложенный Блоку вымышленный образ чрезвычайно Блока взволновал и растревожил. Он до того его взволновал, что Блок о своей мимолетной встрече с двадцатилетним мальчишкой три месяца спустя написал целую статью, и не просто статью, а статью, полную мучительной полемики по самым болезненным для Блока вопросам. Блок, только что написавший "Двенадцать", ненавидевший буржуазию и проклинаемый всеми своими былыми друзьями как отступник, терзался сомнениями и в том, правилен ли был весь его прежний путь, и в том, правилен ли путь новый и не кончится ли вместе с буржуазией культура. Февраль 1918 года был самый трудный момент его жизни. И Валя Стенич, мгновенно отгадав, что творится у него в душе, предстал перед ним как демон-искуситель. Он ворвался в эту замкнутую, предельно сложную, для всех других неясную душу и рассчитанно, без промаха, говорил именно то, что могло причинить этой душе боль. Он произносил вслух те самые мысли, которые Блок гнал от себя. Блок победил искушение. Но Стенича запомнил крепко.

Для такого искушения нужен был большой ум. И дар понимания чужой души, даже самой сложной.

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ

В годы первой мировой войны я видел Маяковского так часто, что память моя не в состоянии отделить одного его посещения от другого. Он постоянно торчал у нас в нашем куоккальском доме. Лето пятнадцатого года он прожил у нас, но и тогда, когда он жил в Куоккале и других дачах, он почти ежедневно обедал у нас, а когда жил в Петербурге, приезжал к нам по воскресеньям со своими приятелями - Василием Каменским, Бенедиктом Лившицем, Хлебниковым и Кульбиным.