«Правда или долг»

… – Эта улица каждый раз выглядит иначе. Я часто тут бываю, и всегда вижу что-то новое.
Нурит посмотрела на Константина. Он шел, спрятав руки в карманы, и, похоже, улицу изучать не намеревался.
– Вы часто гуляли здесь?
– Мы могли бродить тут целую вечность. – Он помолчал. – Вечность. А я на самом деле верил, что это навсегда. Почему люди так любят врать себе? Ведь ничего вечного не бывает.
– Нам удобнее думать категориями, в которых мы ничего не смыслим. Так мы дарим себе надежду на то, что счастье будет продолжаться до конца наших дней.
Константин кивнул пару раз самому себе.
– Вы с мужем тоже гуляли вот так?
– Скорее да, чем нет.
– Что с ним произошло?
– Я говорила тебе. Он умер.
– Я в курсе. Он болел?
Нурит вздохнула.
– Можешь считать, что болел. Теперь это не имеет значения.
– Ты до сих пор его любишь?
На этот раз Нурит сделала долгую паузу.
– Любовь – это странная вещь, Константин. Часто мы говорим «люблю», подразумевая другое.
– Я знаю. Ты до сих пор его любишь?
– Какой бы ответ я ни дала, это будет ложью.
Он покачал головой.
– Я весь вечер рассказываю тебе о Марике, а ты даже не можешь сказать мне, любишь ли ты до сих пор своего мужа. Это что, работает в одну сторону?
Нурит рассмеялась.
– Я беседую с тобой на правах врача.
– Так вот почему ты еще не сказала, что мой пустой треп тебе надоел.
– Нет, он мне не надоел. Иначе бы я тебе об этом сказала. Врачи – тоже люди.
– Только о своих мужьях они предпочитают не рассказывать.
Нурит остановилась у витрины книжного магазина и стала разглядывать яркие обложки бестселлеров.
– Человеческая жизнь, – сказала она, – обычно делится на две части. Мы либо пытаемся забыть, либо виним себя в том, что забыть не можем. И часто так увлекаемся и тем, и другим, что не замечаем самой жизни. А она продолжается. Часы не останавливаются ни на секунду. Стрелка бежит вперед.
– Зачем мне думать о том, что эта стрелка бежит, если в моей жизни нет смысла?
– Если ты нашел смысл жизни, это еще не значит, что следует прекращать поиски. Мы находим и теряем, теряем и находим. Иногда можно за секунду потерять все, а в следующую секунду обрести еще больше. Это жизненный закон.
Константин тоже изучал книги.
– Мой разум принимает то, что ты говоришь. Но мое сердце этого принимать не хочет.
– Сердце, Константин – загадочная вещь. Обычно оно настроено, прежде всего, на то, чтобы страдать. Если мы хотим, чтобы нас пожалели, то общаемся к сердцу. За считаные секунды оно убедит нас в том, что мы – самые несчастные люди на свете.
– Знаешь, о чем я думаю? Я думаю о том, почему это рассказываю.
Нурит продолжала смотреть на содержимое витрины, не отреагировав на его слова.
– Когда я впервые тебя увидел тогда, в комнате для допросов, то подумал: этой женщине я смогу рассказать все. Даже если она меня об этом не попросит. Если бы я верил в дружбу между мужчиной и женщиной, то сказал бы, что мы могли бы стать друзьями. Ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?
Она мягко улыбнулась и отошла от магазина.
– Нет. Более того – я могу доказать, что этой дружбы не бывает. Как-то я писала статью на эту тему в медицинский журнал.
– Медицинский журнал, который печатает статьи о дружбе мужчины и женщины?
– Это был медицинский журнал, который специализировался на распространенных патологиях. С точки зрения психиатрии, дружба между мужчиной и женщиной – это комплекс. Сложный процесс замещения одних эмоций другими.
Константин в последний раз бросил взгляд на витрину и нагнал Нурит.
– Никогда не размышлял об этом в подобном ключе.
– Статья есть в моем архиве, дома. – Нурит посмотрела на него и снова улыбнулась. – Хочешь посмотреть, как я живу?
– Надеюсь, ты правильно расценишь этот визит.

…Когда экономка принесла бутылку вина и два бокала и удалилась, Нурит подошла к окну и прикрыла ставни. Константин изучал фотографии за стеклянной дверцей книжного шкафа.
– Я вижу здесь тебя в день получения докторской степени, – заговорил он. – Вижу тебя вместе с Ицхаком на какой-то церемонии – похоже, на научной конференции. У вас на самом деле был роман?
Нурит присела в одно из кресел рядом с журнальным столиком.
– Роман с Ицхаком? – Тон ее был, скорее, любопытствующим, чем удивленным. – Почему ты так решил?
Константин медленно покачал головой, не отрываясь от фотографий.
– Просто я не знаю ни одной женщины в моем окружении, с кем у него не было романа. Впрочем… твой случай, конечно, может быть исключением из правил.
– Даже если у нас и был роман, что это должно означать?
– Можешь думать, что это профессиональный интерес.
Нурит пригубила бокал, который держала в руках.
– Не думала, что обсуждение служебных романов входит в сферу твоих профессиональных интересов.
– В мою – нет. Но в сферу Ицхака входит. Иногда мне кажется, что других профессиональных интересов у него нет. – Константин усмехнулся и, открыв дверцу шкафа, достал одну из фотографий. – Кто эта девушка?
– Это Лилах, моя дочь. Она учится в Сорбонне. Медицинский факультет.
Он несколько секунд изучал фотографию, после чего вернул ее на место.
– Надо же, как она похожа на тебя. Ничего восточного в лице. И даже решила продолжить семейное дело. А чем занимался твой муж?
– Он тоже был врачом. Психиатром, как и я. Держал свою клинику.
– Здесь, в Иерусалиме?
Нурит улыбнулась и снова сделала глоток вина.
– Почти, – коротко ответила она.
– Я вижу, его фотографий у тебя нет.
– Нет, – кивнула она. – Мне не очень приятно об этом вспоминать.
– Он тебя бросил?
Она вернула бокал на стол.
– Нас никто никогда не бросает, Константин. Мы обычно бросаем сами себя. А потом пожинаем плоды своих поступков.
Он взял бутылку с вином и наполнил бокал.
– Кто-то приглашает мужчину домой под предлогом того, чтобы показать свои картины. Кто-то хочет показать интересные книги. Кто-то хочет продемонстрировать свой талант игры на музыкальных инструментах. А ты приглашаешь мужчину домой под предлогом того, чтобы показать свои статьи. Понимаю, я оставляю впечатление консервативного человека во всем, что касается женщин, но я далеко не так глуп, хотя первое впечатление обо мне может оказаться таковым.
Нурит откинулась на спинку кресла.
– Разве я это сказала? – спросила она, по-прежнему улыбаясь. – Или ты хочешь, чтобы мои слова звучали именно так?
Константин присел на стол напротив нее.
– Где ваша статья, доктор?
– Мы еще не допили вино.
– Так почему же мы сидим и ничего не предпринимаем?
– Что ты хочешь предпринять?
Он поболтал вино в бокале и вернул его на стол.
– Я снова начал вести дневник.
– Это хорошая привычка. Замечательная психологическая разгрузка плюс возможность поразмышлять над своей жизнью.
– Держу пари, у тебя есть тетрадь в твердой обложке. Разумеется, с красивым рисунком. Ах да, еще с закладкой. Шелковой. Красного цвета.
Нурит прикрыла глаза.
– Ты почти угадал. Она в твердой обложке, бардовая и с коричневой шелковой закладкой. Закладку я приделала сама.
Терпеливо пережидая паузу, Константин разглядывал свои манжеты.
– Значит, ты ведешь дневник, – наконец сдался он.
– Да. В том числе, там есть записи и о моем муже.
– Похоже, я тебя задел?
Она легко пожала плечами.
– Нет. Меня не задевают подобные разговоры. У меня выработался иммунитет.
– Научите и меня, доктор. Как вы заработали этот иммунитет? И как вы защищаетесь от атак счастья, которое лезет в вашу жизнь, настойчиво заявляя о себе?
Нурит посмотрела на него и медленно перевела взгляд на бутылку с вином.
– Ты хочешь, чтобы я научила тебя не страдать?
– Научи меня не думать о том, что я не заслужил счастья. О том, что каждый раз судьба отбирает у меня самое дорогое как раз в тот момент, когда я убеждаюсь в том, что счастлив. О том, что тебе хочется на кого-то положиться и отдохнуть, но ты не можешь этого себе позволить, потому что у тебя никого нет, кроме себя самого.
– Сейчас ты задаешь вопрос «за что», и я вряд ли смогу на него ответить. Просто у каждого из нас разная любовь. Природа многим наделила тебя, и многое у тебя забрала. Ты можешь многое дать, но не каждый готов это принять. Такие люди, как ты, почти всегда одиноки. Ты слишком полон для того, чтобы что-то принимать.
Константин помочлал.
– Но ведь… но ведь это неправда, – сказал он.
Нурит поднялась, оставив бокал на столе, и подошла к окну. Она отодвинула штору и посмотрела в темную даль.
– Мы особенные, – продолжила она. – У нас нет счастья, у нас есть одиночество. И, если у других людей одиночество бывает одного, двух или трех типов, то у нас оно бывает разным. Другие люди чувствуют себя с другими по-разному счастливыми. Мы чувствуем себя с другими по-разному одинокими.
– Я не чувствовал себя одиноким рядом с Марикой.
– Потому что ты любил ее. Любовь – это самая большая ложь, которую когда-либо изобретал человек.
Константин тоже встал и сделал пару шагов к ней, остановившись за ее спиной.
– Зачем люди любят, если все это заведомо… сказка с плохим концом?
– У этой сказки не всегда плохой конец. Мы не знаем, что выдумаем – в этом вся прелесть любви. Человек не может предсказать, каким образом он будет лгать через два дня.
– То есть, мы с Марикой… просто лгали друг другу?
– Вы лгали самим себе.
– Разве это не одно и то же?
– Нет. Но я вряд ли смогу тебе это объяснить.
Константин посмотрел на ночной сад.
– Похоже, твой муж тебя серьезно обидел, – снова заговорил он.
– Моя проблема в том, что я хорошо знаю людей. Я могу сказать, что они сделают сегодня, завтра, через год. И еще я не люблю идеализировать. Когда розовые очки разбиваются, стекла попадают в глаза.
Он сложил руки на груди и присел на подоконник.
– Мудро, доктор. Жаль, что слова не могут лечить, верно?
– Только мы сами сможем себя излечить. Это не зависит от слов, которые сказал тебе чужой человек.
– Под чужим человеком ты подразумеваешь себя?
Доктор Мейер неопределенно пожала плечами.
– Разве я не чужой человек?
– Для меня – нет. Я думаю, ты сама это понимаешь.
– Понимаю. Но уж лучше это было бы иначе. – Она помолчала. – Мы с тобой зря встретились. Если бы мы познакомились лет на десять раньше, все было бы иначе. И зря ты попросил показать тебе эту статью.
Константин молчал, ожидая ответа.
– Думаю, мне не стоит тебе этого говорить. Просто…
– Просто что?
– Просто я в тебя влюблена.
– Это предварительный диагноз, доктор? Или же окончательный?
– Со своим цинизмом ты заткнул бы за пояс половину врачей в этой стране.
Константин приоткрыл окно и выглянул на улицу.
– Там холодно, – сообщил он. – И скоро будет дождь. Почему я всегда расстаюсь с женщинами именно зимой?
Нурит положила руку ему на плечо.
– А встречаешься? – спросила она. – Тоже зимой?
– В основном, осенью. Тогда, когда все нормальные люди с женщинами расстаются. – Он потрепал волосы. – Знаешь, когда я впервые увидел тебя, то подумал: она точно замужем, просто муж не уделяет ей внимания.
– Я выглядела несчастной?
– Скорее, пресыщенной.
– Чем именно?
– Собственной самодостаточностью. Ты выглядишь человеком, который так привык быть один, что уже и не представляет, что рядом кто-то будет.
Нурит подошла вплотную к нему.
– Вот поэтому я и сказала «зря».
Константин посмотрел на нее.
– Никогда бы не подумал, что ты можешь быть слабой. Я сам не думал, что могу быть слабым. Но иногда что-то случается, и тебя будто скручивает в узел. И ты думаешь: вот, приятель, получил? Не все тебе делать из себя героя… доктор, мы договаривались только о сеансе психоанализа.
– Это будет практическое продолжение.

Глава 14

Когда раздался звонок в дверь, доктор Мейер изyчала свое отражение в большом зеркале в прихожей. Она поменяла два платья и остановила свой выбор на белом. Вечерним оно не выглядело, но при определенной доле фантазии позволяло мyжчине yвидеть все, что нyжно. К платью Нyрит добавила ниткy жемчyга. Волосы она собирать не стала, ограничившись тонким белым обрyчем – и осталась довольна внешним видом женщины, которую видела перед собой.