Значит, на полке возле выхода. Должно быть, Светлана не забыла его, забрала с собой, но несла в руке вместо того, чтобы спрятать в карман. Люди в панике часто поступают нерационально. И когда возле выхода понадобилось справиться с замком, одновременно поддерживая Антона, она положила медальон на полку. Положила — и забыла. Вспомнила уже потом, когда оказалась дома и отдышалась. Вернулась в квартиру Девятовых, раз Володя Семашко видел ее во второй половине дня. Аккуратно отклеить пломбу и потом приклеить заново не так уж и сложно. Только медальона на полке уже не было, и Светлана решила, что его забрала домработница Катя. Вот такая картина сложилась у следователя в голове, и он не сомневался в том, что она правдива.
Лера болела очень редко, и чаще всего болезни переносила на ногах. Обычно это были простые сезонные простуды, которые можно было приглушить, непрофессионально закинувшись разрекламированным порошком. Но иногда, примерно раз в несколько лет, ее сваливала самая настоящая мигрень. Такая тяжелая, что к тому моменту, как она доползала до кровати, мир погружался в кроваво-красную пену, заглушающую звуки и мешающую думать. Лера с трудом разбирала предметы перед собой, почти ничего не слышала и ощущала лишь противный горький привкус во рту. Она уже не могла вспомнить, когда мигрень посещала ее в последний раз, но вот заново наведаться решила сегодня.
Поскольку болела Лера редко и больничные почти никогда не брала, начальство безропотно отпускало ее при первой же необходимости, понимая, что, раз она отпрашивается, необходимость настала крайне острая. И даже Воронов не стал нудеть, что вскрытие Ирины Пряниковой откладывается в лучшем случае на завтра, а то и вовсе на послезавтра. Он дядька вредный, конечно, но, что такое мигрень, знает не понаслышке, а потому лишь сочувственно вздохнул, когда Лера ему позвонила.
— Что ж за дрянь-то такая? — сказал он. — У меня тоже пару дней назад так голова болела, на погоду, что ли? Ты это, Сатинову набери, у него какие-то волшебные таблетки есть, меня быстро на ноги поставили.
Пообещав позвонить Сатинову и твердо зная, что делать этого не будет, Лера покидала в сумку вещи и отправилась домой на вызванном такси. Справляться со своими мигренями она умела. Те были сильными, но непродолжительными и купировались давно изученными ею методами. Сейчас она выпьет черного чая, крепкого, такого, чтобы аж зубы сводило от горечи, а все уголовники мира смотрели на нее с уважением, ляжет в постель, укрывшись одеялом с головой, чтобы было совсем темно и дышалось с трудом, и завтра утром, в крайнем случае, вечером, уже придет в себя.
Лифт медленно распахнул двери, выпуская ее на давно знакомую лестничную площадку, и Лера поймала себя на мысли, что сегодня у нее даже нет сил прислушиваться к звукам в соседней квартире и молиться, чтобы Никита не оказался дома и не вышел ей навстречу. А ведь вчера она поступала именно так. И дернул же черт за язык признаться во всем Даше и Яне! Столько лет хранила тайну, и на тебе. Пожалуй, пить она больше не будет. Или хотя бы станет это делать в одиночестве. А то ну как в следующий раз такое самому Никите ляпнет? Главное теперь, чтобы Дашка еще ничего не сказала брату. Потому что вот именно сейчас у Леры даже не хватит сил отшутиться, если вдруг Никита все-таки появится в коридоре и что-то спросит.
Он не спросил. И навстречу не вышел. Конечно, время-то — день. Он наверняка еще на работе. Это она, как столетний инвалид, шатаясь и держась за стену, ползет домой. Вот бы Янка оказалась дома, можно было бы попросить ее заварить чай. И принести теплое одеяло из кладовки. И обезболивающее. И шторы закрыть. Нет, Лера любила одиночество, но порой любому человеку нужно, чтобы рядом кто-то был.
Чем ближе была заветная входная дверь в квартиру, тем быстрее Лера теряла связь с реальностью, отгораживаясь от нее кроваво-красной пеленой головной боли.
Пелена спала внезапно, выбросив Леру в коридор с крашенными темно-синей краской стенами. Она даже не сразу поняла, что привело ее в чувство, и, лишь когда снова попыталась повернуть ключ в замке, а он не повернулся, осознала, что это именно оно. Пока все шло по накатанной знакомой дороге, она могла позволить себе отключаться, но, как только появилась мелкая нестыковка, сознание вернулось к ней.
Ключ не поворачивался. За все десять лет жизни в бабушкиной квартире такое случилось впервые.
Лера осторожно вытащила ключ и медленно нажала на ручку, затем потянула дверь на себя. Та поддалась, почти неслышно скрипнув.
Почему она открыта? Это сейчас Лера совсем ничего не соображает, а утром нормально себя чувствовала, не могла не запереть. Или все-таки на автомате забыла? Такого тоже никогда не случалось, но все бывает в первый раз.
Яна пришла? Обычно она запиралась, но тоже могла забыть. Или заскочила на минутку и собирается уходить, поэтому и не закрывалась. Или, может, она с Никитой и он стоит у порога, пока Яна что-то ищет, и они собираются уходить?