— Она скромничает, папа. Для нее это уже победа. Сэйдж каждый год выигрывает это. Как будто они выбрали бы кого-то другого, — Истон толкает меня своим плечом.
— Некоторым людям нравится быть скромными, сынок. Не всем нужно выставлять напоказ свои достижения. Ты мог бы кое-чему у нее научиться, — насмехается он, поднимая бокал и отпивая темно-красную жидкость.
Ускоренный курс того, как покровительствовать кому-то. Отец Истона в этом профессионал, настолько хорош, что все вокруг смеются над тем, что они считают удачной шуткой.
Хотя я не люблю своего парня все время, я также знаю, каково это быть заключенным в собственном доме. Чтобы с ним говорили снисходительно люди, которые должны заботиться больше всего.
Я протягиваю руку, любовно поправляя прядь выбившихся светлых волос.
— Я позволю себе не согласиться, мистер Синклер. Ваш сын научил меня большему, чем вы когда-либо знали за эти годы. Без него я не была бы той, кем являюсь.
Все это правда — он действительно помог мне показать, кем я могу быть и кем я не могу. Истон показал мне, как обрести силу; сам виноват, что я все себе забрала.
— Это мило с твоей стороны, дорогая. Я горжусь своим маленьким мальчиком, — говорит Лена.
Лена Синклер, его мать, потрясающая женщина. Возраст дарит ей все больше и больше красоты с каждым днем. Короткая светлая стрижка пикси заставляет меня завидовать ее укладке.
Я не единственная, кто заметил красоту Лены.
Самый большой семейный позор Истона заключается в том, что Уэйн Колдуэлл наслаждался красотой Лены каждую субботу в загородном клубе в течение целых двух лет, прежде чем кто-либо даже заметил.
Он убьет меня, если я хоть слово об этом пробормотаю, потому что, если Алистер Колдуэлл узнает, он с позором уведет Истона в могилу. Город улыбнется им в лицо, но они будут частью мельницы слухов на долгие годы.
Я знаю только потому, что Истон напился после вечеринки на первом курсе. Он проболтался, когда матерился о Парнях из Холлоу и их жалкой известности.
Это один из моих самых больших секретов в банке с шантажом, и он знает, что, если зайдет слишком далеко со мной, я всем расскажу.
— Я не маленький мальчик, мама.
— Я знаю, милый. Я только…
— Говоря о том, чтобы быть мужчиной, я думаю, что сейчас как раз то время, Истон, ты так не думаешь?
Я поняла, что что-то не так, когда мы вошли в этот дом.
Но, похоже, это потому, что я была единственной, кому не сказали, что должно было случиться.
— Момент для чего? — тихо спрашиваю я, отпивая воду и оглядываясь на все глаза, которые устремлены на меня.
Неудобная тишина заставляет меня ерзать на стуле. Я поставила стакан.
— Я что-то упускаю или…? — я смеюсь, пытаясь разрядить обстановку, установившееся в комнате от их откровенных взглядов.
Вы знаете, когда вы не хотите оборачиваться, потому что знаете, что там стоит слэшер из фильма ужасов, поэтому вы пытаетесь его избежать?
Это то, что я делаю, когда слышу, как стул рядом со мной скрипит. Я задерживаю взгляд на отце, который пытается смотреть куда угодно, только не на меня.
— Сэйдж? — Истон откашливается, пытаясь привлечь мое внимание.
Глаза моей мамы горят, тускнея по мере того, как я отказываюсь поворачиваться к нему лицом. Мои уши наполняются жидкостью, бурлящей громоподобными движениями. Я чувствую привкус воды в легких, который становится выше, позывы сильно кашлять, потребность дышать без ощущения груди, как будто ее сдавливает полуприцеп.
Я поворачиваюсь, мучительно медленно, сломанные часы на последнем вращении, чтобы найти парня, с которым я встречаюсь только из-за статуса, стоящим на одном колене и держащим безбожно большой бриллиант, который вызовет у меня эпилептический припадок.
Волны и волны воды погружают меня.
Темная, мутная вода, которая поглощает меня, уводит все дальше от света.
Я тону перед всеми этими людьми, и никому нет дела до того, чтобы вытащить меня глотнуть воздуха.
— Сэйдж? — снова спрашивает он. — Ты слышала, что я сказал?
Не знаю, что хуже — тишина или то, как уверенно он выглядит. На его лбу нет ни капли пота, и он не дрожит. Как будто знает, что я не откажу.
— Ты делаешь мне предложение прямо сейчас? — спрашиваю, я с тем кислородом, который остался внутри меня.
— Ну, у меня есть кольцо, и я стою на одном колене, так что…— он усмехается, кивая головой.
Я была безупречна весь вечер. Сохраняла самообладание, сделала то, что нужно было сделать, чтобы пережить этот ужин, но это? Это слишком даже для меня.
— Нам восемнадцать, Ист. Мы еще даже школу не закончили. Я не думаю, что это… — я сжимаю зубы, нервный смешок вырывается у меня. — …подходящее время для этого.
— Детка, давай, — он отмахивается от всех моих предупреждающих знаков. — Мы вместе со средней школы. В этом нет ничего страшного.
Именно тогда он хватает мою руку, прижимая ее ближе к своей груди, чтобы надеть кольцо на мой палец, но я выдергиваю ее, как будто он пытался меня обжечь.
— Мама, папа, я не могу, — я смотрю на своих родителей, наблюдаю за их лицами, вижу правду перед глазами в больших, смелых, мигающих неоновых огнях.