Правда на крови

Голос был низкий, бархатный, какой-то обволакивающий. Такой голос должен был принадлежать зрелой женщине, обязательно брюнетке, с темными, глубокими глазами и чувственным ртом. Завораживающий голос…

– Сейчас разберемся, – откликнулся Илья, недоумевая, почему женщина предпочла его своему спутнику, почему вечером не побоялась остаться один на один с незнакомым мужчиной и вообще – почему?

Женщина протянула руку, помогла подняться. На Илью пахнуло каким-то незнакомым ароматом, сочетанием запаха цветов и свежести, словно распахнулось окно в весенний сад. Приглядевшись, он обнаружил, что держит за руку очень молодую девушку, почти девочку, и что эта девочка глядит на него с неподдельным участием, если, конечно, он не ошибался и не принимал за это выражение причудливую игру света и тени на вечерней улице. Но нарисованному в его воображении образу роковой брюнетки она никак не соответствовала. Все в ней было скорее наоборот: светлое, изящное, невинное.

– Все в порядке, – успокоил он ее, – отделался, как говорят, легким испугом. Задумался и вот…

– Вы тут не при чем! Все этот… Супермена из себя изображает, носится на своей тачке, как сумасшедший. Думает, что если у его папеньки есть деньги, то ему все позволено.

– А разве нет? В наше-то время…

Девушка передернула плечами:

– Не знаю! Мне это противно. Давайте, я вам помогу до дома дойти. Я тоже виновата, что допустила такое свинство, не остановила раньше. Вы весь испачкались, промокли… Да и ушиблись, наверное?

– Ничего, до свадьбы заживет, а идти до дома мне близко. Только… Зачем вам меня провожать? Как-то неловко даже. И потом мы даже не знакомы…

– Меня зовут Дарья… Даша. А вас?

– А меня – Илья.

– Ну вот мы и познакомились. И теперь я просто не могу вас оставить. Да и вам неловко будет бросать свою знакомую одну на улице.

Илья про себя поразился тому, как умело его новая знакомая обыграла ситуацию, как ненавязчиво взяла инициативу в свои руки и направила события по нужному ей пути. Между прочим, даже не по-женски как-то, а по-мужски. Царапнула мыслишка о том, что девушка уж очень бойкая и находчивая, несмотря на юный вид.

Но десять минут спустя он уже не думал ни о чем таком, а просто с удовольствием разговаривал на отвлеченные темы с остроумной и явно интеллигентной собеседницей. Тем более что голос Даши, так поразивший его с первой же произнесенной ею фразы, продолжал оказывать свое магическое действие: от его звука у Ильи буквально кружилась голова и произносимые слова не имели особого значения.

Анна Петровна заохала, увидев перепачканного Илью, заставила пойти переодеться, а сама кинулась на кухню – кормить и поить жильца и нечаянную гостью. Даша и с ней держалась уверенно и непринужденно, с чуть заметным оттенком почтительности. Илья про себя еще раз подивился выдержке и такту молодой особы, но уже без недоверчивости, а просто – отметил.

А когда, переодетый и умытый вышел на кухню, то застал там самую идиллическую картину: женщины в четыре руки накрывали на стол и болтали, точно сто лет были знакомы. Точнее, Даша беседовала так, как если бы разговаривала не с новой знакомой, а с пожилой дальней родственницей, такой оттенок имела дашина повадка. То есть именно то, что требовалось, ни чрезмерной фамильярности, ни излишней зажатости. И разговор шел самый незамысловатый: о студенческих буднях, об илюшиной занятости, о том, что дашины родители, слава богу, пока живы-здоровы, вполне активные люди, а вот бабушка, царствие ей небесное, несколько лет назад приказала долго жить.

– Хорошо умерла, – с легкой грустью сказала Даша. – Поужинала, как обычно, телевизор посмотрела и спать пошла. Утром смотрим – нет нашей бабушки, скончалась во сне, тихо-тихо.

– Дай бог нам так всем вместе и каждому по отдельности, – не без зависти вздохнула Анна Петровна. – Ну, да все мы там будем, с Богом судиться не станешь. Илюша, садись к столу, все готово.

Часа через два Даша собралась уходить и, конечно же, Илья отправился ее провожать. Он уже знал, что девушке двадцать лет, что она учится на третьем курсе местного института иностранных языков, что мама у нее не работает, а отец – «а-а, ерунда, бумажки перекладывает, да по телефону разговаривает, если по командировкам не мотается», что Даша – единственный ребенок в семье, причем ребенок поздний, «так что, сами понимаете, Илья, они бы меня по сей день в манеже держали, если бы могли, да слюнявчик подвязывали».

Слушать ее было интересно, говорила она обо всем с еле заметной насмешкой, но насмешкой добродушной, а если улыбалась по-настоящему, то эта улыбка удивительно красила простенькое личико без следа косметики, на котором – по странной прихоти природы – сияли огромные серые глаза, точно позаимствованные у какой-то сказочной красавицы.

– Можно мне позвонить вам как-нибудь, Даша? – спросил Илья, прощаясь с ней у подъезда довольно внушительного дома, как принято говорить, «улучшенной планировки» и – что совершенно для него нехарактерно – не обращая на этот самый дом ни малейшего внимания. – Мне бы хотелось пригласить вас куда-нибудь, по вашему выбору.