Правда о 1937 годе. Кто развязал «большой террор»?

И что любопытно, левые в НСДАП стояли на куда менее экстремистских позициях, чем Гитлер. И они были куда большими «демократами». Штрассеры выступали за многопартийный режим, свободу мнений и реальное народное представительство. Их идеалом была христианская республика для Германии и свободная конфедерация для всей Европы. И без каких-либо разделений на «высших» и «низших».

Даже после того как Гитлер разгромил левое крыло в Ночь длинных ножей, социалистическая оппозиция в стране сохранилась. Она действовала и в подполье, и на полулегальном положении. Так, в рядах, уже зачищенных СА, существовала глубоко законспирированная организация Колонна Шерингера, названная так по имени одного из офицеров-нацистов, перешедшего в начале 30-х годов на сторону коммунистов. Колонна была теснейшим образом связана с подпольной организацией КПГ и издавала нелегальную газету «Красный штандарт». Ее активисты поставили задачу отомстить организаторам Ночи длинных ножей, и многие чины СС погибли в результате терактов, устроенных Колонной.

Впрочем, социалистическая оппозиция действовала и в самих СС. Там существовала европейская служба «Амтсгруппа C», чьи руководители (А. Долежалек и др.) вполне открыто разрабатывали проект создания европейской социалистической конфедерации. В рамках проекта Гитлеру отводилась роль всего лишь главы немецкого народа. Предполагалось создание в Европе плановой экономики, очень близкой к советскому образцу, хотя и более гибкой, пластичной. По замыслу Долежалека и его друзей, в новой Европе должно было функционировать реальное народное представительство и самоуправление, а права личности следовало соблюдать неукоснительно. И опять вроде как парадокс — чем больше национализм устремляется к социализму, тем больше у него демократических моментов, тем менее он тоталитарен и шовинистичен.

А что же на левом фланге? Там происходили сходные процессы.

В 1930 году КПГ принимает «Декларацию о национальном и социальном освобождении», в которой критика Версаля и Антанты была доведена до предела. Кроме того, коммунисты стали апеллировать к средним слоям — мелким предпринимателям, ремесленникам, зажиточным крестьянам. Их позиция становилась все более национальной, патриотической и одновременно более умеренной. Нередко можно было видеть колонны ротфронтовцев, скандирующих лозунги в поддержку «Великой Советской Германии», и представителей мелко- и среднебуржуазных кругов, аплодирующих этим колоннам.

В тот период совместные митинги коммунистов и нацистов не были редкостью. А в августе 1931 года КПГ и НСДАП вместе голосовали на референдуме за роспуск социал-демократического правительства Пруссии. Кстати, двумя годами раньше «умеренные» и «либеральные» эсдековские власти Берлина приказали расстрелять мирную рабочую демонстрацию, проходившую 1 мая. Теперь рабочие Германии поквитались за этот вполне тоталитарный акт.

В том же самом 1932 году при поддержке КПГ председателем прусского ландтага (местного парламента) был избран представитель НСДАП. В июле 1932 года канцлер Ф. Папен, опираясь на фракции КПГ, НСДАП и правых консерваторов, распустил социал-демократическое правительство Германии.

Но апогеем красно-коричневого сотрудничества была забастовка транспортных работников Берлина, прошедшая в два тура — 3 и 7 ноября 1932 года. Эту забастовку организовали коммунистическая Революционная профсоюзная оппозиция и Национал-социалистическая организация заводских ячеек. Она получила столь серьезный размах, что Берлинское транспортное общество с очень большим затруднением смогло организовать лишь частичное функционирование транспорта. Дело дошло до уличных боев, которые сопровождались строительством баррикад.

Исследователи либерального толка единодушны в том, что ноябрьская транспортная забастовка была сугубо экстремистским мероприятием, которое лишний раз подтвердило: крайности (в данном случае правого и левого радикализма) сходятся. Что тут можно сказать? Конечно, лучше обойтись без уличных боев и баррикад, да и вообще без забастовок. Но нельзя забывать и то, что крайности социального протеста часто вызваны эгоизмом сильных мира сего. И разве не экстремизмом следует считать ту политику, которая загнала Германию в пропасть экономического кризиса, разорила и сделала безработными миллионы людей? Странная у либералов логика. Когда в Веймарской республике десятки тысяч детей рождались без ногтей (ввиду физической истощенности своих родителей), это экстремизмом не считается. А когда последовательно социалистические партии пытались положить конец подобному безобразию, это, безусловно, является только лишь экстремизмом и ничем иным?