Правда о деле Гарри Квеберта

— Я уже не помню всех подробностей, слишком много времени прошло, но могу вам точно сказать: летом семьдесят пятого, тем летом, когда сюда приехал Гарри, у Нолы были отношения с мужчиной лет сорока.

— Лет сорока? А имени его вы не помните?

— Ну уж его забыть трудно. Это Элайджа Стерн, наверно, один из самых богатых людей в Нью-Гэмпшире.

— Элайджа Стерн?

— Да. Она говорила, что он заставлял ее раздеваться, подчиняться ему, позволять делать, что ему хочется. Она должна была ездить к нему в Конкорд. Стерн присылал своего подручного, такого странного типа, его звали Лютер Калеб. Он приезжал за ней в Аврору и отвозил к Стерну. Я это знаю, потому что видела своими глазами.

22. Полицейское расследование

— Гарри, а откуда знать, что у тебя всегда будут силы писать книги?

— У кого-то силы есть, у кого-то нет. У вас будут, Маркус. Будут, я знаю.

— Почему вы так уверены?

— Потому что в вас это сидит. Вроде болезни. Болезнь писателей, Маркус, это не когда больше не можешь писать, а когда больше не хочешь писать, но остановиться уже не можешь.

Из «Дела Гарри Квеберта»

Пятница, 27 июня 2008 года. Половина восьмого утра. Я жду сержанта Перри Гэхаловуда. Это дело началось дней десять назад, но мне кажется, что прошли уже месяцы. По-моему, городок Аврора таит в себе странные вещи, люди на самом деле знают куда больше, чем говорят. Остается выяснить, почему все молчат… Вчера вечером я снова нашел такое же письмо: «Гольдман, возвращайся домой». Кто-то играет на моих нервах.

Интересно, что скажет Гэхаловуд про мое открытие с Элайджей Стерном. Я справился о нем в интернете: последний наследник финансовой империи, успешно ею управляет. Родился в 1933 году в Конкорде, живет там же. Сейчас ему семьдесят пять лет.

Я писал эти строки в Конкорде, поджидая Гэхаловуда за столом в коридоре Главного управления полиции штата. От этого занятия меня внезапно оторвал густой бас сержанта:

— Писатель? Что это вы тут делаете?

— Я обнаружил поразительные вещи, сержант. Мне надо вам о них рассказать.

Он открыл дверь своего кабинета, поставил стакан с кофе на журнальный столик, бросил пиджак на стул и поднял жалюзи. Потом произнес, по-прежнему занимаясь своими делами:

— Знаете что, могли бы и позвонить. Культурные люди сначала звонят. Мы бы договорились о встрече, и вы явились бы тогда, когда удобно нам обоим. Все-таки так полагается.

Я выпалил одним духом:

— У Нолы был любовник, некий Элайджа Стерн. Гарри во времена своей связи с Нолой получал анонимные письма, значит, кто-то был в курсе.

Он в изумлении уставился на меня:

— Вы откуда это выкопали, черт возьми?

— Я же сказал, я веду собственное расследование.

К нему немедленно вернулась вся его сварливость.

— Вы мне осточертели, писатель. Вы мне все следствие засрали.

— Вы не в духе, сержант?

— Да, не в духе. Потому что на дворе семь утра, а вы уже машете руками у меня в кабинете.

Я спросил, нет ли здесь чего-нибудь, на чем писать. Он покорно вздохнул и провел меня в смежную комнату. На стене висел пробковый щит с приколотыми фотографиями Сайд-Крик и Авроры. Он указал мне на белую доску рядом со щитом и дал фломастер:

— Валяйте, я вас слушаю.

Я написал на доске имя Нолы и соединил его стрелками с именами тех, кто был замешан в этом деле. Первым шел Элайджа Стерн, за ним Нэнси Хаттауэй.

— А если Нола Келлерган не была примерной девочкой, какой ее все изображают? — начал я. — Мы знаем, что у нее была связь с Гарри. Теперь я знаю, что в тот же период у нее была еще одна связь, с мужчиной по имени Элайджа Стерн.

— Элайджа Стерн, бизнесмен?

— Он самый.

— Кто вам сказал такую чепуху?

— Тогдашняя лучшая подруга Нолы. Нэнси Хаттауэй.

— Как вы ее нашли?

— Выпускной альбом средней школы Авроры за 1975 год.

— Ладно. И что вы мне хотите сказать, писатель?