Правда о допетровской Руси

Уже в XIII–XIV веках в Волго-Окском междуречье распаханы ополья — неизвестно почему, какими силами природы сохраненные участки лугов посреди леса. Всю остальную землю Московии надо сначала освободить от леса, а уже потом распахивать.

До XV века господствовало подсечно-огневое земледелие. Сельский хозяин искал особенно урожайное, исключительно выгодное место и там подсекал все деревья. Лес высыхал, и в одну из весен его поджигали, чтобы зола удобрила серую лесную почву. Иногда лес валили, подрубая стволы высоко, на уровне груди примерно. Но и в этом случае тратить времени на корчевку никто не хотел: так его и пахали, этот участок, объезжая сохой черные остовы деревьев.

Первые два-три года урожайность на таком участке была сам-тридцать и даже сам-пятьдесят — то есть собирали в тридцать раз, в пятьдесят раз больше, чем посеяли. Потом участок истощался, и его забрасывали; задача сельского хозяина за эти два-три года была в том, чтобы найти и подготовить следующий участок…

В тогдашней Московии нет черноземов, нет роскошной кипени садов, как на богатой Украине. Подзолистые почвы — само слово говорит что-то, не правда ли? Почвы, похожие на золу, — бесструктурные, нищие, мышиного серого цвета. Словно зола на ладони. Когда берешь в руку щепоть воронежского или полтавского чернозема, потом приходится мыть руку, а тут, подзолы, как зола или песок, просыпались между пальцами, совершенно не испачкав их гумусом. Нет органики в этой почве, даже нечему испачкать руку.

Население росло, приходилось возвращаться на уже использованные участки, а еще позже — жить полностью оседло, используя все время одну и ту же землю. Земли надо было много, и деревни приходилось разбрасывать далеко друг от друга. Деревни маленькие, окруженные лесом и живущие не только земледелием, но и сбором ягод и грибов, рыбной ловлей и охотой. Лес в Московии и в XVI и в XVII веках оставался важным полем деятельности, постоянным местом пребывания. В лес шли влюбленные, в лес «уносили скуку», в лес бежали те, кто не сумел жить в мире с остальными.

А бедная земля нуждалась в постоянном удобрении, и даже скот разводили не только и не столько для молока, сметаны и масла, сколько для удобрения — навоза. Навозная система земледелия позволила перейти от подсечно-огневого метода к двухполью или трехполью.

При двухполье одну половину земли засевали, а вторую оставляли отдыхать, перепахивая с навозом. При трехполье треть земли отдыхала, вторую треть засевали яровым хлебом, а последнюю треть — озимыми.

Урожайность в Московии редко превышала сам-пять, а чаще всего была сам-три. Орудия труда — примитивнейшие! Деревянная соха — это, по существу, просто выгнутый кусок дерева, и только. Борона — длинная палка, в которой накручены дырки, а из дырок торчат прутики. Никакого полива, никакой защиты урожая. Работа на рывок, отсеялись… и положились на Господню волю. Взойдет так взойдет. Вызреет так вызреет. Как будет, так пускай и будет.

Но работа даже такими орудиями, в полной зависимости от погоды, давала хоть какой-то результат: ведь земли было очень много. Плохой, малоурожайной, но «зато» распахать можно было почти столько, сколько физически мог хозяин. 10–20 гектаров — это огромное хозяйство для Франции, Германии, даже для Польши. И это очень немного для Московии, где пространства необъятны и земля не принадлежит никому. В Московии распахивали и по 20, и по 30 десятин, получая с них меньше хлеба, чем во Франции с 10.

В конце XVII века примерно 12 или 14 миллионов человек жили в Московии. Более 90 % из них — сельские жители, крестьяне.

ЛЮДИ И ИХ ОТНОШЕНИЯ

Жить одному среди бескрайних лесов опасно — слишком многое могло случиться с человеком, слишком подвержен он случайностям. В Германии атрибуты первобытно-общинного строя — большая семья и община-марка — исчезли еще в конце XIII века. В Московии родоплеменной строй и в XVII веке вовсе не ушел в прошлое. Жили семьями, в которых братья не выделялись со своим хозяйством, а вели общее; несколько десятков человек составляли один хозяйственный организм во главе с патриархом — большаком. Большак командовал коллективом из нескольких, порой — нескольких десятков детей и внуков, распоряжался и временем, и силами всех, и всеми материальными ресурсами рода. Большак сносился с властями и представлял перед властями всю семью; власть большака была непререкаемой и для семьи, и для властей.

И власть общины определяла жизнь человека с момента рождения и до самой смерти. Земля принадлежала общине, и судьба отдельного человека тоже принадлежала общине. Община решала, где будет пахать и сеять какая семья; община «раскладывала» налоги и повинности, устанавливая, кто будет мостить дороги, а кто — подвозить государственных чиновников. Община присутствовала при всех событиях в жизни человека, от рождения и до смерти. Община бдительно следила, чтобы никем и никогда не нарушались обычаи, идущие от дедов-прадедов.