Правда о допетровской Руси

Но вот сам факт посылки этих посольств… Он ведь, что там и говорить, заставляет совершенно по-другому взглянуть на проблему. Объяснений, на мой взгляд, может быть два.

1. И в 1600-м, и в 1621 году московиты в разной степени принимали средневековое понимание своей страны как «святой» и «единственно праведной». Семен Никитич думал одно, а многие из его современников — прямо противоположное. Очень может быть, для кого-то понятие «Святой Руси» уже превратилось в литературный или художественный образ.

2. За двадцать лет сменилось целое поколение, а опыт московитов обогатился всеми ужасами Смутного времени. Изменилась система ценностей, и для большинства людей, может быть даже для основной массы россиян, интерес к иноземному опыту перевешивал страх перед «неправедными» иноземцами или привычную опаску к неверным «заморским» странам.

Какое предположение вернее, я предоставляю судить читателю (или выдвинуть свое, «третье» предположение). У меня самого нет определенного мнения, где истина. Очень может быть, уже в конце XVI века в «Старомосковском царстве Рюриковичей» многое изменилось… хотя и трудно сказать, насколько.

Не надо считать, конечно, что идиотской самоизоляции и страха перед всем иноземным не было совершенно в «Новомосковском царстве Романовых». Разумеется, если комплекс превосходства культивируется веками, он не исчезнет за несколько месяцев или лет. Голландские и шведские купцы жаловались и в Москву, и своим правительствам, что в Московии их держат буквально взаперти, не дают свободно ходить и договариваться о цене на товары, все время в чем-то подозревают, а в чем — не говорят. В дома русских купцов их не пускают, а если на подворье к голландцам приходят русские негоцианты, то стоящие на страже стрельцы не пропускают их к иностранцам.

Послы тоже, бывает, возмущаются дикими и не оправданными ничем стеснениями, которым подвергаются они в Московии. Но, конечно же, это только с их точки зрения ограничения ничем не оправданы. Московиты же (по крайней мере, некоторые из них) остро нуждаются в изоляции от иноземцев — в их представлении, получертей. И уж конечно, воеводы и стрельцы очень мотивированно ограждают население от их демонического влияния.

Очень характерна такая вот история: как персидский шах Аббас заставил московитов услышать претензии, которые высказывали много раз и европейцы.

В 1618 году в Персию, к шаху Аббасу, ездило посольство — князь Михаил Петрович Борятинский, дворянин Чичерин и дьяк Тюхин.

Шах велел явиться к нему младшего и по возрасту, и по чину дьяка Михаила Тюхина и заставил его выслушать весьма сильную речь:

«Приказываю тебе словесно к великому государю вашему, и ты смотри ни одного моего слова не утаи, чтоб оттого между нами смуты и ссоры не было; я государя вашего хотенье исполню и казною денежною его ссужу, но досада мне на государя вашего за то: когда послы мои были у него, то их в Москве и в городах Казани и Астрахани запирали по дворам, как скотину, с дворов не выпускали ни одного человека, купить ничего не давали, у ворот стояли стрельцы. Я над вами такую же крепость велю учинить, вас засажу так, что и птице не дам через вас перелететь, не только птицы, но и пера птичьего не увидите. Да и в том государь ваш оказывает мне нелюбовь: воеводы его в Астрахани и Казани и в других городах моим торговым людям убытки чинят, пошлины с них берут вдвое и втрое против прежнего, и не только с моих торговых людей, но и с моих собственных товаров, и для меня товары покупать запрещают: грошовое дело птица ястреб, купил его мне мой торговый человек в Астрахани, а воеводы ястреба у него отняли, и татарина, который продал ястреба, сажали в тюрьму, зачем продавал заповедный подарок! Вы привезли мне от государя своего птиц в подарок, я из них велю только вырвать по перу, да и выпущу всех — пусть летят, куда хотят. А если в моих землях мои приказные люди вашего торгового человека изубытчат, я им велю брюхо распороть».

Характерна реакция московских бояр на «проступок» дьяка Тюхина, который общался с шахом Аббасом наедине. Дворянин Чичерин и переводчик-толмач оправдывали Тюхина, рассказывали, что беседовал он с шахом Аббасом не по собственной воле и не из воровских соображений, но это помогало мало. Бояре сочли, что этот «слишком самостоятельный» человек и без того наделал много всяких проступков: «Михаилу Тюхина про то, что был у шаха наедине, к приставу своему Гуссейн-бек на подворье ходил один и братом его себе называл, польских и литовских пленников из московской тюрьмы взял с собою, и в Персии принял к себе обасурманившегося малоросского казака, расспросить и пытать накрепко, ибо знатно, что он делал для воровства или измены или по чьему-нибудь приказу».