Правда о Григории Распутине

Она верила слухам, которые разносили по Петербургу усердные сплетники, и собранную «важную информацию» непременно приносила к своей матери — Императрице Марии Фёдоровне. Постепенно Вдовствующая Императрица была соответственно настроена.

В мае 1911 года Константин Константинович описал в дневнике свой разговор в Аничковом дворце с Вдовствующей Императрицей Марией Фёдоровной. Она «сокрушалась, что продолжают таинственно принимать какого-то юродивого мужика Гришу, который наказывает Императрице Александре Фёдоровне и Детям соблюдать тайну и не говорить, что видели его. Приучение Детей к такой секретности едва ли благодетельно. Столыпин как-то докладывал Государю, что этот Гриша — проходимец, но в ответ получил приказание не стеснять Гришу».

Здесь примечателен негативный настрой, характерный для умонастроения Императрицы Марии. Слухи делали свое черное дело и события обрисовывались совершенно в ином свете. Столыпин действительно говорил с Государем о Распутине (об этом речь впереди), но «проходимцем» никогда не называл по той простой причине, что несколько лет назад Григорий молитвой облегчал страдания раненой дочери Столыпина.

Что касается «тайны», то Григорий Распутин членам Царской Семьи не «наказывал». Александру Фёдоровну вообще ни к чему нельзя было принудить. Именно Она, а не кто-то другой, просила Дочерей, не рассказывать никому о Григории. Царица слишком хорошо знала придворный мир; тут любое слово сплошь и рядом переиначивали до неузнаваемости.

Слух о «приказе Распутина» распространяли некоторые недобросовестные придворные, в первую очередь фрейлина двора (с 1905 года), а затем состоявшая при Великих княжнах С. И. Тютчева. Сама она Распутина встретила лишь один раз в коридоре Александровского дворца, но и этого было достаточно, чтобы «воспылать» ненавистью к «грязному мужику». Она пыталась выведать подробности «общения» у Княжон, но Те ей ничего не рассказали. Самолюбие амбиционной старой девы, считавшей себя полной хозяйкой в мире Царских Детей, было уязвлено смертельно.

Исповедовавшая «свободомыслие» внучка великого поэта Ф. И. Тютчева стала порочить не только Распутина, но и Александру Фёдоровну, которая якобы «неправильно воспитывает Детей». Когда мера терпения у Венценосцев иссякла, то в 1912 году ей указали на дверь. «Вылетев из дворца», бывшая фрейлина неистово несколько лет инсинуировала, рассказывая о том, как «развратник Гришка» бывает «в спальнях» у Княжон, «гладит» Их, лежащих уже в постели, и подобную злонамеренную ложь. Сама она ничего этого не видела, но её россказни многими принимались на веру: Тютчева ведь «очевидец»! Поверил им председатель Государственной думы Родзянко, поверили и многие другие.

Приняла сплетни за правду и Великая княгиня Ксения. 25 января 1912 она занесла в дневник: «Говорили о Гермогене, Илиодоре, а главное — о Григории Распутине. Газетам запрещено писать о нём, а на днях в некоторых газетах снова появилось его имя, и эти номера были конфискованы. Все уже знают и говорят о нем, и ужас какие вещи про него рассказывают, т. е. про Аликс и всё, что делается в Царском. Юсуповы приехали к чаю — всё тот же разговор — и в Аничковом вечером, и за обедом рассказывала всё слышанное. Чем все это кончится? Ужас!».

Царские родственники и знакомые чуть ли не целый день обсуждали «ужас» Царского Села! Что же такого страшного происходило в Царском? Чему ужасалась Великая княгиня? Ведь она знала, что Распутин помогал преодолевать приступы болезни у Цесаревича. Об этом ей рассказала сестра Ольга Александровна, и лично наблюдавшая, и слышавшая объяснения Александры Фёдоровны.

Да и сама Ксения имела возможность регулярно бывать в Царском доме, а Александру Фёдоровну она знала почти два десятка лет. Царица относилась к сестре Мужа с ровной симпатией и ни единожды не позволила выказываться критически на её счет. А повод был вопиющий — Ксения Александровна завела себе возлюбленного, жившего месяцами в её доме! И это на глазах прислуги, придворных, родственников, а главное — детей! Ксению эта связь совсем не шокировала. Мало того, Она была возмущена, что на их счет злословят. В дневнике 13 ноября 1911 года зафиксировала риторический вопрос: «Отчего же мы не может иметь, кого хотим?».

Дочь Царя (Александра III) и сестра Царя (Николая II) была убеждена, что не совершает ничего предосудительного, прогуливаясь в крымском имении Ай-Тодор в пеньюаре (!) со «своим другом» мистером Фэном.[33] А вот Царица «фраппирует[34] общество», ведя духовные беседы с крестьянином-христианином. Это «скандал», это «эпатаж», это «ужас»! Она ведь Царица! Но если Ксения признавала исключительное положение Александры Фёдоровны, то она должна была бы испытывать к Ней и особое отношение. Куда там!

Великая княгиня принимала живое участие в обсуждении и еще одной занятной светской темы: «живет» или «не живет» Александра Фёдоровна с «этим Гришкой».