Мелоди не могла даже решить, какой конверт вскрыть первым. Лучше с именем Эмбер, решила она наконец. Той, по крайней мере, не существовало в реальности. Мелоди отодрала запечатывавший его клеевой клапан и дрожащими пальцами вынула содержимое: вырезанную из газеты фотографию Эдварда Томаса Мэйсона, розовые пинеточки и прядку каштановых волос, приклеенную скотчем к кусочку плотной бумаги.
Следующим Мелоди распечатала конверт с собственным именем. Сквозь манильскую бумагу конвертика формата А5 она уже физически ощущала строки письма. Она так долго, очень долго ждала, чтобы узнать, что же расскажет обо всем сама Джейн Рибблздейл. Когда Мелоди оторвала клапан конверта, на ладонях у нее выступил пот. Внутри оказалась прядь золотистых волос, крохотная белая рукавичка, пластиковый больничный браслетик с надписью: «Род. Джейн Рибблздейл, 3 ноября 1972 года. 5 ч. 09 мин
». Там же был еще один, меньший размером, конверт, где также значилось ее имя, только написанное уже гораздо менее уверенным почерком. Набрав полную грудь воздуха, Мелоди вскрыла письмо. Написано оно было на линованной бумаге, однако слова не придерживались ровных строк, а беспорядочно, точно пьяные, скакали по бумаге. Так что Мелоди пришлось хорошенько сосредоточиться, чтобы разобрать написанное.«Моя дорогая и любимейшая Мелоди!
Как ты живешь? Уже давно собиралась тебе написать, но время здесь проходит как-то настолько непонятно, что стоит взяться за письмо, как уже пора что-то делать – или есть, или спать, или принимать эти бесконечные таблетки – вот, собственно, и все, чем я тут занимаюсь. Но как ты там сама? Я очень часто думаю о тебе, моя чудная девочка, и все гадаю, как ты там, со своей новой семьей? Добры ли они к тебе? Уверена, что так оно и есть – вроде бы они мне дальние родственники, так что лучшей семьи для тебя и не придумаешь. Надеюсь, однажды меня отсюда все же выпустят и мы с тобой снова сможем быть вместе. Хотела бы ты этого? Здесь мне пытаются помочь, чтобы мне стало лучше, но сомневаюсь, что у них что-то выйдет. Со мной случилось какое-то помутнение, моя детка, долгое помутнение рассудка, и ты держалась такой умницей со мной! И все это у меня, понимаешь, случилось из-за детей. Ведь сколько времени, сколько сил уходит на то, чтобы они родились на свет, сколько ожиданий и надежд! Все думаешь: как они там чувствуют внутри тебя,
– и мечтаешь, и что-то загадываешь, и предвкушаешь их появление – а потом приходит злой рок и забирает их у тебя, забирает все самое лучшее, оставляя тебя ни с чем – этакой пустой зияющей дырой, с пустыми руками и пустой душой. Знаешь, у кого-то, может, и выходит чем-то вновь заполнить себя, но у меня этого не получилось – даже заполнить тобой. К счастью, всегда находились другие люди, готовые о тебе заботиться – такая ты у меня милая, обаятельная девчушка.