Правда о Мелоди Браун

– И ты собираешься…

– Сохранить? Ну да, я думаю об этом. Я еще точно не решила, но, согласись, для Клов это будет просто здорово – перестанет превращаться в капризное, балованное дитя. А на работе у меня по-любому контракт только до марта. В общем, пока не знаю. А ты что об этом думаешь?

Мелоди набрала полную грудь воздуха.

– Господи, да! Конечно же, да! Забавно, я всегда считала, что это Кловер для тебя нечаянный сюрприз, нежданный подарок – но, естественно, к нему определенно требовался еще один, такой же. И для Кловер это точно будет замечательно.

– Она даже не представляет, что ее ждет.

Стейси закурила сигарету, и Мелоди вопросительно взглянула на подругу.

– Брошу, когда сделаю тест, – сказала та, словно защищаясь. – Но, боже, мне так страшно при мысли, что я снова беременна! Я ведь уже немолода…

– Тебе всего-то тридцать четыре!

– Да, но все-таки… По сравнению со старшими, с Кловер я ощутила разницу. И я даже не представляю, куда еще одного ребенка положить…

– Положишь пока в ящик комода! – рассмеялась Мелоди. – А пока из ящика вырастет – глядишь, Клео уже куда-то и переедет.

– Ну да, пожалуй, ты права. Но все-таки еще один ребенок, Мэл… Еще один малыш!

Вечером Мелоди не торопясь возвращалась домой. Погода для прогулки была просто идеальной: солнечной, сухой и прохладной, – и на лондонских улицах, вдали от запруженных туристами тротуаров вокруг Оксфорд-Серкас, было тихо и покойно. С каждым ее шагом слова Стейси ритмично отдавались в мозгу: «Еще один малыш… еще один малыш». Эти слова напомнили ей одну песню, еще со времен юности, в которой через несколько строк снова и снова повторялось: «Все, что ей нужно – лишь еще один малыш»[8].

Мелоди любила детей, особенно в их младенческую пору. Ей нравились эти еще не сформировавшиеся личики, эти пухленькие ляжки, крошечные головушки и резко вскидывающиеся ручонки. Но в то же время совсем маленькие дети вызывали в ней безотчетный страх. Они казались ей настолько нежными и эфемерными созданиями! Одна какая-то ошибка, или задержка дыхания, или удар головой – и все. Они исчезнут, и унесут с собою счастье и радость всей жизни. В этом Мелоди даже не сомневалась. Когда у нее родился Эд, она страдала тем, что теперь стали называть послеродовой депрессией. С самого того момента, как она осознала всю глубину своей любви к новорожденному сыну, как прочувствовала, с какой неодолимой властью он каждым своим трепетным вдохом вторгается в ее существование, Мелоди начал преследовать страх перед всеми неисчислимыми опасностями, способными унести его жизнь. Она постоянно воображала, что с ним может что-то случиться: как он вдруг выскользнет у нее из рук в ванне и уйдет под воду, как она случайно отпустит коляску где-нибудь на верхушке холма, или споткнется с ним на руках на бетонных ступеньках своей квартиры. Но сильнее всего Мелоди пугала мысль, что кто-то решит отнять у нее сына. Всякий раз, как звонил телефон, ей казалось, будто это какой-то представитель социальных служб хочет ее предупредить, что за мальчиком сейчас приедут. Когда какая-нибудь добрая тетенька в супермаркете, умиляясь, тянулась взять Эда за ручку, Мелоди скорей укатывала коляску прочь, боясь, что та хочет похитить у нее ребенка. Она никому не рассказывала об этих своих переживаниях, даже Стейси, у которой с новорожденной Клео все как будто ощущалось совершенно иначе.

Когда Эду было десять месяцев, он однажды упал с дивана. С кухни, где Мелоди делала ему чай, она услышала звук удара. Бросившись в гостиную, она обнаружила Эда на полу. Тот лежал на спине и счастливо улыбался. Он сиял гордостью, что с ним случилось такое происшествие, испытывал восторг оттого, что вот он только что был на диване – и в следующий миг уже очутился на полу. Мелоди поначалу это возмутило – но через мгновение с нее словно скатилась тяжелая ноша. Оказывается, ее малыш способен падать! Падать – и продолжать жить дальше!

С этого момента депрессия стала ее потихоньку отпускать, однако забыть о прежних страхах Мелоди так и не смогла, а потому дала себе зарок никогда больше не являть в этот мир настолько хрупкое и слабое создание, как новорожденное дитя. Через год после рождения сына она поставила спираль и перенесла свою нерастраченную любовь к малюткам на малышей Стейси, на вторых или третьих, а то и на четвертых детей других мамочек из садика Эда, на крохотных отпрысков тех людей, что просто встречались ей на улице. С появлением в ее окружении очередного новорожденного Мелоди испытывала подъем духа и проникалась радостью за его счастливых родителей. Но для нее этот вопрос был уже закрыт. Сам факт того, что ее мальчик благополучно пережил свои первые восемнадцать лет, казался ей настоящим чудом, и ей не хотелось отпугивать удачу.