Правда о Николае I. Оболганный император

У антигосударственных сил тогда не было никакой социальной опоры в широких общественных слоях, ни у крестьян, ни у рабочих, она держалась только на интеллигенции, но последняя заведовала общественной атмосферой. Интеллигентные манихеи, «повинуясь старому преданию верить в примеры Европы, продолжали свое гибельное дело на всех поприщах жизни нашей и по всем ведомствам, так сказать, нашей государственности, в делах церковных, в войске, в школах (особенно низших), в судах и журналистике.»[313]

До первой волны террора оставалось всего одно поколение.

Русские революционеры начнут впитывать и неприязнь Маркса к России. А ведь ненависть к Российской империи у основоположника — это вовсе не ненависть к русскому капитализму, совсем наоборот. Маркс ненавидит Россию как недостаточно капиталистическую страну, тормозящую развитие капиталистических отношений в Европе, как аномалию, способную воспрепятствовать смене общественных формаций. Российские ученики Маркса хотят крушения Российского государства не как коммунисты и не как противники капитализма, а как европоцентристы, презирающие историческую Россию. Либералы и марксисты легко обмениваются информационными конструкциями, вместе ненавидят русское прошлое и настоящее, царя и даже славянофилов. Вместе они приписывают «царскому самодержавию» грехи дворянской вольности и дикого капитализма. По принципу матрешки российский марксизм надевается на российский либерализм, но под либерализмом-то спрятаны антигосударственные интересы сырьевой олигархии.

В 1917 духовные наследники декабристов, герценов, бакуниных, уничтожив русское государство («самодержавие, православие и народность»), начнут использовать весь русский народ как сырье для мирового прогресса. Но уже в конце 1930-х гг. строители нового советского государства станут избавляться от декабристов, герценов, бакуниных, как от бешеных собак. (Как часто советские государственники волей-неволей будут обращаться к наследию Николая I, только это произойдет в беспощадных формах стремительного 20 века.)

А в конце этого столетия русско-советское государство опять попадет под удар чистых марксистов, революционных демократов и истинных либералов. Новое поколение декабристов, герценов, бакуниных снова приведет к власти антинациональную сырьевую олигархию, только уже газо-нефтяную…

Вплоть до сего дня имя Бакунина присутствует в западных и российских книгах, специализирующихся вовсе не на теме психопатологий, а на теме российского революционного движения. В некоторых энциклопедических статьях, посвященных времени Николая I, Бакунину выделяется несуразно большой объем текста, видимо, чтобы доказать жестокость тирана.

Для справки. При «жестоком тиране» в Петропавловской крепости сидел часто один арестант, но не более 5–8. Во всей царской России, в 1844 году, согласно данным проф. Гернета, в тюрьмах содержалось 56 тыс. арестантов — при населении в 60 млн человек. (Для сравнения, в современной России при населении в 142 млн сидит более 1 млн чел., в США при населении в 300 млн около 3 млн чел.)

Наследие императора. Власть как служение

В ходе написания книги я убедился в том, что Николай I был, по сути, вторым, после Петра, абсолютным монархом в России. Он также решал задачи укрепления и модернизации государства, но уже не за счет мобилизационных механизмов и «вхождения в Европу» любой ценой, а путем пробуждения национального сознания, преодоления национального раскола, раскрепощения национальных сил. Собственно, его абсолютная власть была необходима уже потому, что российская западническая элита, сформированная 18 веком, даже не осознавала этих задач. (Так и хочется добавить, что Николаю Павловичу надо было б прожить на двадцать лет дольше.) Ни брат Александр, ни бабка Екатерина не служили для него примером, напротив его воззрения разительно отличались от воззрений императоров времен дворяновластия. «Я люблю мою страну и я думаю, что я ее понял; я вас уверяю, что когда мне опостылевает вся суета наших дней, я стараюсь забыть о всей остальной Европе, чтобы погрузиться во внутренний мир России»,  — сказал Николай заезжему де Кюстину и вряд ли нечто подобное мог выразить любой российский правитель предшествующих ста лет.

Немало упреков в адрес Николая I основаны на фактах усиления бюрократии и чиновничества в его царствование. Однако чиновник шел на смену землевладельцу, сидевшему в губернских и уездных дворянских правлениях, и не несшему никакой ответственности за результаты своей деятельности или бездействия. «Я хочу возвысить гражданскую службу, как возвысил военную. Я хочу знать всех моих чиновников, как я знаю всех офицеров моей армии… Я хочу, чтобы штат чиновников отвечал действительной потребности, как, например, в моей канцелярии.»[314]