Правда о Николае I. Оболганный император

Отныне им разрешалось «производить торги и заниматься всякими мастерствами». Им были переданы пустующие земли пахотных округов — под выпасы и на увеличение земельных наделов.

В среднем, размер индивидуального надела стал составлять приличные 15 десятин.

Пахотные солдаты могли пользоваться ссудами из «заемного денежного капитала», размещенного в каждом округе.

Многие пахотные солдаты стали закупать породистый скот для развития хозяйства и торговли, специализироваться на производстве товарного льна и других технических культур. Вскоре среди бывших военных поселенцев выделилась прослойка торговцев с оборотами до 10–15 тыс. руб в год.[261]

Реформа государственного крестьянства и близких ему категорий сельского населения оказала огромное воздействие на последующий процесс освобождения владельческого крестьянства.

«Крупные перемены проведенные его (императора) ближайшим сотрудником, П. Д. Киселевым, в отношении государственных крестьян, получивших широкие права самоуправления, послужили образцом для реформы Царя-Освободителя»,  — писал Н. Тальберг.

А по мнению историка И. Бунакова, реформой государственного крестьянства император хотел показать сторонникам крепостного права, что «самодержавная власть вовсе не нуждается для своего сохранения во власти помещичьей.»

Уход крепостного права

Обычно в учебниках и энциклопедиях пишут, что в царствование Николая особых изменений в состоянии крепостных крестьян не произошло. Некоторые недобросовестные авторы даже изображают, что народ более всего страдал от крепостного права именно при Николае I, а царь, в силу своих тиранических наклонностей, только и делал, что пытался сохранить крестьянскую неволю. Это далеко не так.

Именно Николай изменил сложившийся частно-правовой характер крепостничества, существенно ограничив личную зависимость крестьянина от землевладельца, которая сложилась в послепетровскую эпоху дворяновластия в подражение порядкам, существовавшим в центральной Европе и Речи Посполитой.

Западные пропагандисты во времена Николая I дудели во все трубы о «русском рабстве», забывая о том, что крепостничество в Европе было более долгим и ничуть не менее тяжелым чем в России, умалчивая о том, что европейский пролетарий, вкалывающий по 15–16 часов на хозяина, был вовсе не свободнее и не сытее крепостного русского крестьянина. Как широко использовался принудительный труд в колониях европейских держав — вообще оставалось у де-кюстинов за скобками. Забывали они и о колоссальном использовании в «цивилизованных государствах» детского труда. Работные дома, где принудительно трудились малолетние, были самыми настоящими фабриками смерти. За несколько лет там вымирало до 80 % трудового контингента.

А русский крепостной крестьянин, в том числе посессионный (прикрепленный к фабрике), непременно имел собственное жилье и индивидуальный земельный надел. Крестьянин был законодательно защищен от голода, а посессионный работник и от чрезмерной эксплуатации.

И хотя на каждом вершке России де Кюстин видит проявления «рабства», порой и у него прорывается: «Деревни производят на меня впечатления достатка и даже некоторой зажиточности». И добавляет «Из всех русских крестьяне меньше всего страдают от отсутствия свободы: они сильнее всех порабощены, но зато у них меньше тревог.»[262] Месье автор не испытывает тревогу из-за отсутствия у него логики. Принуждение всегда источник страданий, какую бы оно форму ни имело.

Основатель географической школы в социологии и знаток горного дела Фредерик Ле-Пле, который производил поиски каменноугольных залежей в России, оставил мнения о состоянии крепостных крестьян, сильно отличающиеся от предвзятых суждений де Кюстина. «Мои первые впечатления, при виде крепостного состояния,  — читаем у него,  — противоречили моим предвзятым мыслям, и потому я долго не доверял самому себе. Население было довольно своею судьбою, подвергаясь нравственному закону, равно как и верховной власти и господам, благодаря религиозному началу, которое поддерживало твердую веру. Изобилие самородных произведений давало достаточные средства к существованию. Как и в Испании, взаимная короткость отношений соединяла помещика с крестьянами. С этого первого своего путешествия я заметил, что главная сила России заключалась во взаимной зависимости помещика и крестьян…»

Ле-Пле встретился во время своей экспедиции с императором.