К ошибкам, сделанным союзниками, добавили свою скромную лепту и турки. Подгоняемый настойчивыми приказами Энвера «отогнать насильников в море», Лиман фон Сандерс организовал ряд штыковых атак в ночи 1 и 3 мая. На заклание было принесено несколько тысяч человек, трупы которых грудами лежали перед фронтом союзников. Фронт же этот дрогнул, да и то временно, лишь на секторе, занятом французскими войсками.
Но ошибка турок вскоре была превзойдена еще более нелепыми действиями британцев. Из состава АНЗАКа подтянули две бригады, а из Египта прибыла новая территориальная бригада. Союзники могли выставить у мыса Хеллес 25 000 человек против турок, силы которых теперь почти дошли до 20 000. И тем не менее войскам союзников не пришлось схватиться с турками.
Наступление союзников, назначенное на 6 мая, страдало от всевозможных недостатков. Оно было задумано как чисто фронтальный удар на узком – всего лишь 3-мильном – фронте против неразведанных позиций противника. Препятствий встретилось много. Запас снарядов был ограничен, мало было авиации для корректирования огня и, что хуже всего, приказы Гунтер-Уистона дошли до бригад только в 4 часа утра, а наступление было назначено на 11 часов утра.
Еще раз руководство боем и распоряжение последними имевшимися резервами было Яном Гамильтоном всецело передано Гунтер-Уистону.
Наступление было сорвано скорее усталостью войск, чем сопротивлением врага. Войска, истомленные предшествующими усилиями и недосыпанием, не имели сил и энергии довести дело до рукопашной схватки и даже не отбросили передовое охранение турок. Гунтер-Уистон, полагая, вероятно, что лучшее лекарство от усталости – оживленная деятельность, приказал наутро возобновить наступление. Попытка эта оказалась не более успешной. Единственным ее результатом была почти предельная ликвидация имевшихся огнеприпасов.
На третье утро была назначена третья атака. В этой атаке потери, по крайней мере, оказались не так велики. 4 слабых батальона новозеландцев были на рассвете брошены на позицию, удерживаемую 9 турецкими батальонами. Затем Ян Гамильтон, вспомнив, что в резерве есть еще три бригады, вмешался сам. Весь союзный фронт получил приказ «примкнуть штыки, вскинуть винтовки» и точно в 5 часов 30 минут утра двинуться на Критию. Это привело к тяжелым потерям и только. Атакующие войска потеряли за три дня боя треть своих сил. После этого на двух небольших складках местности, выигранных союзником, действия безнадежно замерли. Вскоре здесь наступил полный застой на фронте, в то время как турки поспешно превращали свои временные укрепления в систему укреплений позиционной войны.
Теперь наконец Ян Гамильтон решился попросить подкреплений и открыть правительству глаза на серьезность обстановки и нужды войск. До сих пор он, хотя и отдавал себе отчет в недостаточности своих сил, оставался верен Китченеру, а быть может, хорошо зная своего старого начальника, не хотел его беспокоить своими несвоевременными просьбами. До отъезда из Англии ему сказали, что 75 000 человек может и должно хватить и что даже 29-я дивизия придана временно. Китченер предупредил Мансвеля, командующего в Египте, чтобы он предоставил Гамильтону в случае надобности добавочные войска, но это распоряжение не было передано тем Гамильтону, несмотря на точные инструкции Китченера.
Вторым препятствием являлся недостаток огнеприпасов. Когда Гамильтон обратил на это внимание военного министерства, ему просто ответили, что необходимо «идти в штыки».
Интересно сравнить, что за три дня тщетной атаки Гамильтона с 6 по 8 мая, когда он мог истратить только 18 500 снарядов, Хейг на Западном фронте у Оберс-Ридж за один день выпустил 80 000 снарядов с гораздо меньшими результатами, ради меньших целей и понеся потери, в два раза большие.
Наиболее характерной чертой действий в Галлиполи является именно близость Яна Гамильтона к успеху, даже с такими слабыми силами и средствами.