Приказом коменданта эта московская ночь была изъята из-под действия железных осадных законов. Вероятно, ночью еще пристальней, еще внимательней глядели те, на кого это возложено, за скоплениями облаков, за каждым шумом, возникающим в поднебесных далях, и жерла зениток стояли, обращенные к звездам, готовые в любую минуту изрыгнуть пламя и грохот.
Может быть, в эти полуночные часы, когда в соборах и церквах Москвы шла торжественная пасхальная служба, — может быть, где-то на дальних подступах к столице шли воздушные бои и грохотали зенитки, создавая стену разрывов, сквозь которую враг не мог пробиться к городу и нарушить мирное совершение православного торжества.
Они не пробились, и заутреня, посвященная победе света над тьмой, добра над злом, шла своей чередою.
Громадные людские толпы, заполнившие кафедральный собор, колыхались мерно. Трепещущее пламя свечей, огни люстр, кадильный дым, сливаясь, поднимались ввысь, к шатру, к грозной фигуре Саваофа, Творца и Вседержителя. Молитвенные слова и голоса священников, что доносились из алтаря, оттуда, где осиянный огнями семисвечника Иисус как бы царил над миром скорби, наполняли храм ровным гулом, и было в нем нечто такое, что пленяло и волновало необыкновенно душу.
Возвышаясь над этим молитвенным шорохом, над слабыми, старческими возгласами иереев, над хором, что славил Воскресение Господина Жизней, громко, ясно звучал голос митрополита, то произносящего очередную молитву, то кидавшего в сердца людей победный клич «Христос воскресе», то с амвона, перед раскрытыми царскими вратами благословляющего всех и вся, то читавшего пасхальное послание Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия…
И были страшные и пророческие слова в том послании — «…да поразит праведный Судия Гитлера и всех соумышленников его и да откроет глаза тем, кто еще не хочет видеть в Гитлере врага Христова!»
…А тем временем ассы Гитлера ворвались в пасхальную ночь Ленинграда и сеяли смерть и ужас. Они выбрали именно эту ночь. Они готовились к ней полтора месяца, эти негодяи, для которых нет ничего святого, ничего такого, что могло бы тронуть их сердца.
Это было вероломное нападение, продиктованное не только войной, но и бешеной ненавистью к свободной совести, к тому, что теплится в русских сердцах, к вере людской в лучшее и светлое, ко всему, что называется человеческими чувствами. Как они боятся этих человеческих чувств!
По собственному признанию одного фашистского главаря из ставки Гитлера, они боятся всего и всех: нашей молодежи, наших женщин, все русское их страшит и приводит в ярость; они боятся русских священников и православия и христианства вообще. Фашисты озабочены проблемой религии в «восточных областях» (так они называют наши земли, пока еще стонущие под их ужасным ярмом). Они думают о том, что «стремящимся к религии массам… надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос — какую?»
Конечно, не христианскую! Фашисты не допускают и мысли об этом. Они хотят изгнать из христианских церквей евангелие и крест, то есть то, что говорит о мире во всем мире, о милосердии, о ясности человеческих душ, о стремлении человека к высшим свободным идеалам, о любви… Это не для фашистов! Вместо евангелия на престоле будущей «национальной германской церкви» должна лежать изуверская черная книга Гитлера «Моя борьба», вместо креста — меч. Вместо милости, религия людоедов признает только беспощадную месть; вместо равенства всех людей — рабство перед германской кровью; вместо милосердия — узаконенную жестокость; вместо священников — казенных толкователей мыслей и деяний фюрера; вместо христианства — фашизм; вместо стремлений к свободе совести и духа — стремление к порабощению души, тела, чувств, стремлений ввысь. И вся эта отвратительная постройка венчается свастикой, заменяющей крест и прочие символы победы добра над злом!
Черная фашистская совесть послала ассов в ночь под Пасху бомбить Ленинград. В пасхальный день она же наводила дула орудий, которые бессмысленно жестоко били по городу, по его домам, по детям, женщинам и мужчинам. Эта же самая черная совесть злодеев сжигала храмы, наполненные пленными бойцами и мирными людьми; эта же самая звериная, не рассуждающая злоба терзала наших детей, тела наших женщин.
История знала множество злодеев и совершенных ими злодейств. Мы знаем, чего стоила Варфоломеевская ночь и что она повлекла за собою. Мы помним бесценные сокровища Бельгии, Голландии, Франции, сожженные отцами фашистов в прошлую войну.
Никогда свободное и честное человечество не забудет злодеяний, которые совершили их дегенеративные, звероподобные дети, носящие на рукаве эмблему своего зверства — свастику.
Мы не забудем всех бомб, сброшенных на наши дома, и особенно тех бомб, что были сброшены в эту ночь, когда свободная совесть свободных русских людей, верующих в Бога, верующих в Христа, трепетала в молитвенном горении.