Правда о религии в России

Есть старинная легенда, повествующая о том, как один монах нашел терновый венец, который обвивал чело распятого на кресте Христа. Монах положил его в страстную пятницу в алтарь своей церкви… В пасхальное утро он вошел в церковь, чтобы унести из алтаря эту запятнанную кровью корону Господа… Но когда он отворил дверь и вошел, то заметил, что вся церковь наполнена чудесным ароматом и что первые солнечные лучи падают через восточное окно на алтарь. Терновый венец все еще лежал там, но из тернов выросли цветы, необычайно красивые и с самым тонким ароматом.

Смысл этой легенды в том, что лучшие, неувядающие цветы вырастают только на терновом венце. Мы верим, что терновый венец нашей родины даст эти цветы. Все лучшее в человечестве после этой войны — вся культура, цивилизация мира, наука, право, искусство, литература, техника — будет работать над превращением орошенной жертвенной кровью земли в цветущий сад.

Будем верить, что после дней страданий за правду придет и день воскресения этой правды и в нашей стране и во всем мире.

По поводу измены епископа Поликарпа Сикорского

Во временно оккупированных немцами областях Украины произошло горестное для Русской Православной Церкви событие: викарий Волынской епархии, епископ Владимиро-Волынский Поликарп Сикорский, порвав с матерью-Церковью Русской, объявил себя главой автокефальной Церкви в этих областях Украины и стал на путь сотрудничества с немецкими захватчиками.

Это событие вызвало немедленный горячий отклик со стороны главы Русской Православной Церкви, Патриаршего Местоблюстителя, два послания которого и судебное определение по делу епископа Поликарпа приводятся нами ниже.

Послание Митрополита Сергия к православной пастве Украины

До меня дошло сведение, в верности которого я не имею основания сомневаться, что епископ Владимиро-Волынский Поликарп Сикорский официально представлялся немецкому комиссару в г. Ровно и назвал себя архиепископом Луцким и Ковельским и притом главою Православной Церкви в областях Украины, захваченных немцами; выразил непримиримую ненависть к советскому режиму и принял на себя обязательство лойяльно сотрудничать с немецкими властями, якобы освободителями украинского народа.

Оставляя за собой до будущего времени рассмотрение этого печального дела в подробности, я спешу предупредить православную паству и духовенство Украины об этом новоявленном волке в овечьей шкуре, который, прикрываясь якобы служением чаяниям украинского народа, пытается увлечь православную паству из церковной ограды на распутье раскола и всякого самочиния.

Выступление Сикорского мне представляется явлением исключительно политического характера, а не церковного.

Он и сделал его не по личному своему почину, а по наказу политической партии.

Он все время был светским чиновником. При Петлюре он был начальником департамента в министерстве просвещения и после разгрома петлюровцев убежал, подобно многим, в Польшу.

Сикорский уж под пятьдесят лет (сейчас ему 65 лет) принял, наконец, священство и монашество, и, вероятно, тоже по наказу политической партии, которая и могла рассчитывать в будущем на его архиерейство в своих политических интересах.

Сведущие люди говорят, что и в самом деле Сикорский в 1932 году посвящен был во епископа Луцкого по настоянию властей и именно в угоду партии петлюровцев.

Он и держал себя в монашестве и в архиерействе, как истый петлюровец: хвалился нелюбовью к «москалям», старался говорить только по-украински, избегал совершения служения по-славянски.

Православная паства, конечно, чувствовала, что перед ней не архиерей, а партийный политик, притом чуждый заветам православных предков. Поэтому ни любовью, ни авторитетом у православной паствы епископ Поликарп Сикорский не пользовался.

Тем же петлюровцем в душе, хотя и не столь откровенным, продолжал быть Сикорский и подчинившись в 1940 году Московской Патриархии.

Как известно, наша Патриаршая Церковь, следуя апостольскому учению о происхождении государственной власти, требует от своего духовенства лойяльности к советской власти. Не согласные на это без шума ушли за штат, а некоторые убежали за границу. Такую непримиримость, конечно, нельзя оправдать с точки зрения Христова учения; но ей нельзя отказать в откровенности или в некоторой порядочности.

Сикорский не воспользовался ни тем, ни другим выходом. Остался у нас на службе; наравне с другими поминал Патриаршего Местоблюстителя как своего законного главу, то есть на деле отказался от польской автокефалии; молился за советскую власть или, по крайней мере, не отказывался от такой молитвы.

Теперь мы видим, что Сикорский, делая все это, только ожидал подходящего оборота политики, чтобы использовать свое архиерейство для изменнического выступления.