Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России?

Но настоящей идеологической диверсией стало включение в школьную программу произведений Л. Н. Толстого «Война и мир», «Анна Каренина», из Достоевского «Преступление и наказание». Очень продуманной и очень тонкой диверсией. Толстым патриотизм воспитывали, только почему-то публицистика его прошла мимо значительной части советской молодежи. Вот там был патриотизм настоящий, особенно когда Лев Николаевич увидел и рассказал, как крестьяне за ботву картофельную работали. Советские же школьники писали сочинения о пустейшей личности Наташе Ростовой и беспечном олухе Пьере Безухове. Один из самых богатых мажоров Петербурга, Пьер Безухов, конечно, потом, попав во французский плен, проникся «народным духом», но, как им проникся, так и очистился благополучно, доживая жизнь помещиком в компании секс-символа бального общества Наташки Ростовой. А участие этого обалдуя в Бородинской битве даже графом написано настолько издевательски неприкрыто… Смех фигура Пьера вызывала у солдат, которые, наверняка, матерясь в рукав, ему в лицо ржали: «Какой чудной барин!»

Понять, кого из советских детишек пытались воспитать на примере таких литературных героев, просто невозможно. Благородных князей Болконских, что ли? Вертихвостку Наташку ставили в пример нашим девчонкам, моим ровесницам, которые с детства знали, как картошка на огороде растет и корова доится, и мечтали не о балах, а о профессиях врачей и педагогов. Да, конечно, внешне всё выглядело, как следование заветам В. И. Ленина, который говорил о необходимости усвоения всего культурного наследия предыдущих поколений… Только наследие выборке хитрой подверглось. Пьесы Островского – эталон критики хищного купечества, а школьникам СССР – «Грозу»! В которой баба мечтала стать птицей, да так и не стала, хотя и пробовала экспериментировать, прыгая с обрыва. Вместо сатиры на «честных предпринимателей» – проблемы семьи этих предпринимателей.

Достоевщине же уделялось такое большое внимание, что даже советский интеллигент не считался интеллигентом, если у него в шкафу многотомник этого властителя дум не стоял. Только какое отношение имели к абсолютному большинству этих же советских интеллигентов, выходцев из самого простонародья, князья Мышкины-идиоты, вырожденцы братцы Карамазовы, и лоботрясы Раскольниковы?

Перечитывая, уже студентом, «Преступление и наказание», я пришел к закономерному выводу: если бы я, как Родя, не работал, учась в институте, а просто мечтал бы о славе Наполеона, то уже на первом курсе окочурился бы от голода под кроватью комнаты в общежитии.

О творчестве художественных кинематографистов уже даже говорить не приходится. Наверно, последним фильмом (и единственным, кажется), показывающим реальную жизнь рабочих до 1917 годы был фильм-трилогия о Максиме. Дальше даже вспомнить нечего. Революционного много, но вот так, что бы быт виден был – ни одного.

Потом в эту лакуну, образованную советским школьно-институтским воспитанием, так органично влились сначала «Бесы», а потом «Россия, которую мы потеряли».

Ох, недаром Владимир Ильич Ленин так сильно не любил Федора Михайловича Достоевского!

Понимаете, что сделал этот «русский» (именно в кавычках) писатель? Он бунтарское недовольство части российской интеллигенции объяснил модой на социалистические учения, пришедшие из Европы. Это была подлость, которая нам до сих пор аукается. Как только мы пробуем открыть рот о социализме, нам сразу кляп – а вот Достоевский, самый русский из русских!..

Скрываясь от долгов в Германии, Федор Михайлович попал как-то в жуткую финансовую ситуацию. У него даже денег не было расплатиться за обед в гостинице. Причем, попал он в эту ситуацию только из-за того, что был настолько «православным» – в рулетку продулся. Даже не один раз. И вот ему в номер немка, хозяйка гостиницы, принесла обед. Бесплатно. Но посмотрела осуждающе и презрительно. Забавно читать, как интерпретировал Федя этот взгляд. Никакой благодарности за то, что его бесплатно кормят! Он вывод сделал – если немцы ему, рулеточной жертве, не приносят суп с лакейской улыбкой, то немцы – дерьмо народец.

Вернувшись на Родину, бывший «петрашевец», напуганный до эпилепсии каторгой, занялся любимым делом продажной и трусливой писательской братии – лизанием некоторых мест на теле властителей. Преуспел, надо сказать, сказать он в этом деле значительно, сам Победоносцев состоял с ним в личной переписке, другом считал, а обожаемому царю Федор Михайлович экземпляры своего журнала отсылал…