Мои воспоминания обо всем, что произошло потом, немного расплывчаты. Каким-то образом я вылез на берег и пошел вперед. Когда я добрался до своей квартиры, было начало четвертого утра. Я наспех собрался – схватил кое-какие сухие вещи, сбережения, спрятанные в ящике кухонного стола, и паспорт. Потом добежал до вокзала Россиу и сел на первый утренний поезд до Порту. Я должен был покинуть Лиссабон. Это все, о чем я думал.
В Порту я оставался меньше недели. Сперва я понятия не имел, куда мне деваться, но через несколько дней в моей голове начал созревать план.
Мне повезло найти человека, который изготавливал фальшивые паспорта. Под именем Алфреду Симана я добрался до итальянского города Генуи. Оттуда на другом корабле – в португальскую колонию Гоа в Индии. Все путешествие длилось месяц.
В Гоа меня настигла новость о моей собственной смерти. Газета, в которой я об этом прочитал, была трехнедельной давности и рассказывала о моряке по имени Генри Коскела, который утопил меня в реке Тежу. Он уже сидел в тюрьме, дожидаясь суда. Его обвиняли в убийстве.
Я сразу понял, что у Коскелы нет шансов. Гарретта сфальсифицирует доказательства и будет угрожать свидетелям, чтобы выставить Коскелу виновным. К тому же я знал, что в рядах Братства монархистов есть прокуроры и судьи. Все вместе они уничтожат Коскелу. Единственное, что могло бы спасти его от долгого тюремного срока, – это мое возвращение в Лиссабон. И я решил немедленно возвращаться. Я не мог сломать жизнь невинного человека.
Но мое путешествие все откладывалось.
Не один раз. И не два. Я откладывал его раз за разом на протяжении трех лет.
Каждый вечер я говорил себе: завтра. Завтра я куплю билет в Лиссабон. А потом всю ночь не мог уснуть от страха, что комиссар Гарретта придет ко мне в моих снах. На рассвете я думал:
Нет, не сегодня. Завтра. Завтра я куплю билет…
Шли недели и месяцы. Я нашел в Гоа работу – в фирме, которая называлась «Албукерке Трейдинг Компани». Фирма торговала специями. Я выполнял то, что от меня требовалось, и ни с кем не сближался. Друзья мне были не нужны. К чему мне они? Все равно я скоро вернусь в Лиссабон. По крайней мере, так я пытался себя обмануть.
Месяцы превращались в годы. Я все больше страдал, но не находил в себе сил хоть что-то предпринять. Несколько раз я посылал деньги сторожу на кладбище Празереш и просил его ухаживать за могилой Элизы. Это придавало моему существованию хоть какой-то смысл.
Я жил в постоянном страхе, что кто-нибудь узнает, кто я такой на самом деле. Мне стало мерещиться, будто в Гоа обо мне ходят нехорошие слухи. При первой же возможности я перевелся в филиал фирмы в Кочин, где стал распорядителем. Среди моих подчиненных не было португальцев. Я вообще оказался единственным португальцем, постоянно проживающим в Кочине. Теперь меня никто не смог бы найти.
Но спокойствие длилось недолго. Еще в Гоа я заразился малярией, в Кочине же мое здоровье только ухудшилось, и мне было все труднее выполнять свои обязанности. В конце концов я перестал справляться с работой. Начальник головной конторы в Гоа уволил меня и прислал на смену другого человека.
Из служебной квартиры в Форте Кочин я перебрался в дешевую комнату в еврейском квартале Маттанчери. Хозяева, муж и жена, стали моими первыми и единственными друзьями в Индии. Они заботились обо мне, как о родном человеке. Мне больно думать об этом, потому что я оставил их внезапно, не объяснив, почему уезжаю. Однажды ночью я спустился в порт и купил билет на торговое судно, которое на следующее же утро отходило в Грецию, в город Пирей.
Плавание длилось шесть недель. Наш пароход сделал несколько остановок по дороге. Я прибыл в Пирей месяц назад. К тому времени я был скорее мертв, чем жив. Заботами капитана меня устроили в португальскую гостиницу для моряков и немного подлечили. Как только мне позволили встать с койки, я купил билет на пароход в Лиссабон. Он отходит через восемь дней.
Читая эти строки, вы наверняка спрашиваете себя, почему я все-таки решил вернуться домой. Подозреваю, однако: если я напишу правду, вы подумаете, что я совсем лишился рассудка. Но я все равно должен сделать это, чтобы мое признание было полным.
