Правда о Салли Джонс

Наши визиты много значили для Старшого. Больше, чем я могла себе представить тогда. Жизнь в тюрьме тяжела и опасна. Надзиратели грубы, а большинство узников попали сюда за жестокие преступления. Но несмотря на свою грубость и жестокость, всем им нравилось слушать Анино пение. Поэтому они приглядывали за Старшим – чтобы ему никто не угрожал и не отнял его гармонику.

Глава 22 Привет с той стороны

Пришла весна – с легким, ясным небом и сухими ветрами. В конце марта мюзет французского посла был готов. Посол остался очень доволен и долго восхищался мастерством синьора Фидардо.

– Ты особо не зазнавайся, – буркнул синьор Фидардо, когда посол ушел. – Французы ничего не смыслят в ручных гармониках. Итальянца мы бы так легко не провели.

Посол щедро расплатился с синьором Фидардо. Немного поразмыслив, синьор Фидардо отдал часть денег мне. Раньше такого не бывало – мое жалованье синьор Фидардо всегда отдавал Ане. Ведь я жила у нее и ела ее хлеб. И мне очень нравился такой порядок. Поэтому поначалу я не хотела брать деньги посла. Но синьор Фидардо настаивал.

– Ты заслужила все до последнего сентаво, – сказал он. – И, честно говоря, даже больше того. Уверен, ты придумаешь, как их потратить.

На следующий день я купила сигары – две самые дорогие коробки в лавке вдовы Перейры. Одну коробку я подарила синьору Фидардо, а вторую завернула и отправила по почте Старшому. Ане я купила замечательную перьевую авторучку, чтобы писать письма сестре в Африку.

Оставшимися деньгами я распорядилась позже. Жуан подбросил мне идею посадить красивое растение на могиле Элизы Гомеш. Это была хорошая мысль. Потому что могила, хоть больше и не выглядела заброшенной, все равно казалась голой и унылой. Ана помогла мне выбрать красивый саженец на цветочном базаре, который устраивался каждую субботу на Праса-да-Фигейра. Мы купили гибискус с желтыми цветками. Мне казалось, что любимым цветом Элизы Гомеш был желтый. По словам Жуана, Альфонс Морру приносил ей на могилу желтые гвоздики.

На следующий день мы поехали в Празереш, и я взяла гибискус с собой. Дойдя до кладбища, я направилась в контору к Жуану. Он сидел за своим маленьким письменным столом и пил кофе. Налив мне стакан молока, Жуан стал рассказывать о том о сем. Мы уже собирались пойти в сарай за лопатой и землей для цветов, когда в дверь постучали.

– Охой! Есть кто дома?

Вошедший был моряк, это я поняла сразу. Он, видно, только вернулся из теплых стран, потому что лицо его загорело и обветрилось, а сухопутный костюм пах плесенью, пролежав много месяцев в сыром матросском рундуке.

Моряк не представился, просто достал из кармана сложенный конверт и протянул Жуану.

– Я обещал, что передам это вам. Прошу. Этот конверт ехал из далекой Азии, так что немного помялся в пути.

Жуан взял конверт и спросил, что внутри.

– Понятия не имею, – ответил моряк. – Мне дал его один тип там, на юге. Узнал, наверное, что мой корабль возвращается в Лиссабон, вот и попросил взять конверт и передать сторожу на этом кладбище. За труды я получил бутылку джина. И я ее честно отработал! Так что позвольте откланяться. Хочу успеть на следующий трамвай в город. Счастливо оставаться.

Моряк поднес два пальца к козырьку, развернулся и быстро зашагал прочь.

Жуан немного постоял, теребя конверт в руках, потом покопался на столе, нашел нож для бумаги и аккуратно вскрыл его.

Внутри лежали две купюры по пять фунтов и письмо. Жуан присвистнул. Десять фунтов – немалые деньги. Он поправил очки на носу и развернул письмо.

Сперва Жуан наморщил лоб, будто послание было написано на незнакомом ему языке. Потом его лицо побледнело. Открыв рот, Жуан смотрел на лист. За окном раздался грохот и звон трамвая, который только что отъехал от остановки.

Когда Жуан наконец оторвал глаза от бумаги, взгляд его был наполнен страхом. Дрожащей рукой он протянул мне письмо. Я прочла:

Эти деньги, всё до единого фунта, следует потратить на уход за могилой Элизы Гомеш. Пусть ее последнее пристанище всегда украшают желтые гвоздики.

~

Жуан верил в привидения. И боялся их. Между прочим, именно поэтому он и устроился сторожем на кладбище. Он надеялся, что каждодневный уход за могилами излечит его от страха. Но этого не случилось.

На лбу Жуана выступил холодный пот, губы побелели.

– Это, – выговорил он, показывая на письмо в моей руке, – привет с той стороны. От призрака! Он не может обрести покой…

Я не понимала, о чем он говорит. Кто не может обрести покой? Какой призрак? У меня только шумело в голове, и всё. И вдруг я поняла. Я словно прикоснулась к электрическому проводу и меня ударило током.

Альфонс Морру! Это же письмо от Альфонса Морру!

Мое сердце бешено заколотилось.

Морру жив!

Доказательство тому – письмо!

Мысли беспорядочно завертелись в моей голове. Надо спешить, скорее! Я выбежала из сторожки Жуана и со всех ног помчалась к часовне.