В Бхапуре объявили трехдневный национальный праздник. Жителей столицы призывали выходить на уличные гуляния. Бедным раздавали хлеб, заключенных миловали и выпускали из тюрьмы. Во дворце пировали с утра до вечера.
Сама я из этих торжеств почти ничего не видела. Только слышала потом, что рассказывали другие. Как только махараджа вернулся из Капуртхалы, гофмаршал приказал мне пойти в мою комнату и никуда не выходить.
– Если махараджа о тебе спросит, я должен знать, где тебя искать, – объяснил он.
Я просидела в своей комнате пять дней. На пятый день поздно вечером пришел слуга и знаком велел срочно следовать за ним. Он провел меня в Дурбарский зал. Там мы свернули в небольшой проход, скрытый за одной из мраморных статуй. В конце прохода стояли два стражника. Они расступились и открыли нам двери. Мы оказались в личных покоях махараджи.
Слуга оставил меня в библиотеке. По стенам были расставлены изящные резные шкафы. На полках – старинные фолианты в кожаных переплетах. На роскошной кушетке, одетый в шелковый халат, растянулся махараджа. На вершине его огромного живота лежала грелка. Махараджа был погружен в чтение; правда, в руках он держал не одну из красивых старинных книг, а журнал с мотоциклом на яркой блестящей обложке.
– А, вот наконец и ты, – сказал он. – Вези меня в музыкальную комнату.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Но потом заметила колесики на ножках кушетки и две мощные ручки у изголовья.
Музыкальная комната находилась рядом с библиотекой. Здесь вместо книг на полках стояли тысячи граммофонных пластинок, от самого пола до потолка.
– Я большой любитель музыки! – с гордостью сказал махараджа. – Каждый месяц я заказываю все новинки, которые вышли в Европе и Америке. У меня самая большая коллекция пластинок в мире!
Посреди комнаты на столике стоял граммофон, а рядом высилась аккуратная стопка нераспечатанных пластинок. Махараджа велел подкатить кушетку к столику. Он потянулся за пластинкой, открыл ее и положил на диск. Из большого раструба раздалось пение и звуки оркестра.
– Закрой двери и принеси себе стул, – приказал махараджа.
Я сделала, как он сказал. Когда я села, махараджа включил звук так громко, что мне пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать его.
– Нам придется беседовать под музыку, – серьезно прошептал он. – У меня есть очень могущественный враг!
Маджи Сахиба, как я узнала, была матерью махараджи и самой старшей и самой главной женщиной в занане. Кроме того, она единственная во всем Бхапуре не боялась махараджи и совершенно не считалась с его желаниями и мнением.
– У меня восемнадцать прекрасных махарани, – сообщил мне махараджа с неподдельной серьезностью. – И сорок шесть восхитительных наложниц. Я люблю их всех. И они меня, конечно, тоже любят. Высокой и чистой любовью! Но каждый раз, когда я собираюсь навестить одну из них, Маджи Сахиба устраивает мне засаду. Эта сварливая женщина вечно всех критикует, вечно всем недовольна! И не может уняться, пока своими визгами не выгонит меня из зананы. Властолюбию этой командирши нет предела!
Махараджа горько вздохнул, попросил бокал и хрустальный графин с виски, налил себе и сделал несколько хороших утешительных глотков. А потом стал рассказывать о том, как он пытался перехитрить Маджи Сахибу. Несколько недель подряд ему удавалось тайком выводить своих махарани и наложниц из зананы, когда он хотел с ними встретиться, но Маджи Сахиба обо всем пронюхала и положила конец этому баловству. Во дворце у нее повсюду были осведомители.
Тогда махараджа стал навещать занану, когда Маджи Сахиба спала или была чем-то занята – гуляла в парке или выщипывала усики в салоне красоты. Но Маджи Сахиба вскоре разгадали и эту его уловку и перестала делать привычные дела по заранее известному расписанию. Теперь махараджа больше не знал, спит она, прогуливается или просто сидит и поджидает его, чтобы пособачиться и развеять собственную скуку.
– Мне нужен, – сказал махараджа, – личный осведомитель в занане. Шпион! Который будет рассказывать мне, чем занята Маджи Сахиба, чтобы я знал, свободен ли путь в занану!
Махараджа снова сделал глоток.
– Вопрос – кто бы это мог быть, – продолжил он. – Точно не мужчина, потому что посещать занану не имеет права ни один мужчина, кроме меня. Но и не женщина, потому что ни одной женщине не позволено занану покидать…
Он хитро сощурился, вид у него был чрезвычайно довольный.
– Ты не мужчина и не женщина, а обезьяна! Кроме меня самого, ты – единственная во дворце, кто может свободно входить в занану и выходить из нее!
Сколько же времени с того дня, как меня привезли во дворец, я ломала голову, почему махараджа назначил меня адъютантом, а не отправил в зоопарк. Теперь наконец я знала ответ.