Правда о штрафбатах: Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

В хвосте нашей колонны находился взвод ПТР под командованием 19-летнего, но уже имевшего солидный боевой опыт и ранения старшего лейтенанта Петра Загуменникова, с которым я успел подружиться. Его бойцы сумели подбить два передних автомобиля, возглавлявших немецкую автоколонну. И вся эта немалая кавалькада машин оказалась запертой с обеих сторон на узкой дороге, ограниченной с обочин глубоким, рыхлым снегом, так как и замыкающие автоколонну машины тоже уже были подбиты бронебойщиками, находившимися в голове колонны батальона. Попав под плотный огонь, успевшие выпрыгнуть из кузовов автомашин фрицы в панике бросились в разные стороны. Кто-то из них, обезумев, кинулся в нашу сторону, навстречу свинцовому вихрю пулеметчиков и автоматчиков батальона. Бо@льшая же часть немцев с криками "Рус партизан!" бросилась в противоположную сторону от дороги и была добита догонявшими их штрафниками.

Одного из немцев, ловко метавшегося от дерева к дереву, я никак не мог достать огнем из автомата, наверное потому, что в запале стрелял "от живота", не целясь. И тогда, выхватив из кобуры свой наган, тщательно прицелился и с первого выстрела, на расстоянии около ста метров все-таки уложил его! Это был мой первый личный «трофей»…

Вместо запланированных двух-трех суток наш рейд продолжался целых пять. За это время были разбиты еще несколько вражеских пеших и гужевых колонн, двигавшихся к линии фронта, а в одну из ночей разгромили штаб какой-то немецкой дивизии, подорваны несколько мостов на дороге, подходящей к Рогачеву с запада. Два охранявшихся склада с боеприпасами были подожжены «Роксами», и еще долго эхо взрывов доносилось до нас.

В общем, батальон действовал настолько активно, что практически уже к началу четвертого дня были израсходованы почти все боеприпасы к пулеметам и автоматам. Поступил приказ: на каждый автомат оставить НЗ (неприкосновенный запас) по 10–20 патронов, но у многих солдат этого количества уже не было!

О ходе наших действий комбат докладывал в штаб Армии по радио. Доложил он и о почти полном расходовании боеприпасов

к стрелковому оружию. Там, видимо, решили сбросить нам на парашютах какое-то количество патронов. И когда во второй половине дня два «кукурузника», как называли тогда маленькие двукрылые У-2, подлетали к указанному квадрату, вдруг заговорили немецкие зенитные установки. К нашему удивлению, оказалось, что ночью ни мы, ни немцы не заметили того, что батальон наш очутился в том участке леса, который был избран фашистами для размещения одной из их зенитных батарей. Летчики, правильно оценив ситуацию, быстро развернулись и улетели. А нашим огнеметчикам удалось выйти на звуки выстрелов и буквально испепелить и пушки, и обслугу. Как хорошо, что нам придали огнеметный взвод! Кстати, выручил он нас еще раз, когда уже в конце четвертого дня была замечена большая пешая колонна противника. Огнеметы практически уничтожили и эту колонну.

Технику, которую бросали фрицы, мы, конечно, не могли тащить с собой, брали только автоматы ("шмайссеры"), да ручные пулеметы, ну и конечно, пистолеты, в большинстве «вальтеры» и «парабеллумы». Так что у многих уже было по два автомата — свой и трофейный, хотя и тот, и другой с весьма малым запасом патронов. Остальные трофеи, как могли, приводили в негодность, а продовольствием, захваченным у немцев, по мере возможности пополняли свой скудный сухой паек, которого почти не осталось. Особенно удивил нас трофейный хлеб, запечатанный в прозрачную пленку с обозначенным годом изготовления: 1937–1938. Сколько лет хранился, а можно было даже замороженный резать и есть! Не сравнить с нашими сухарями. Такое же удивление вызывал у нас какой-то гибрид эрзац-меда со сливочным маслом в больших брикетах. Бутерброды из этого хлеба с таким медовым маслом были как нельзя кстати и оказались довольно сытными.

В продовольственных трофеях встречалось и немало шоколада, который тоже хорошо подкреплял наши вконец ослабевшие от физического и от нервного перенапряжения силы.

Много было непредвиденного и неожиданного, но потерь у нас почти не было. На волокушах везли раненых, которые не могли ходить, да несколько убитых, среди которых был и парторг батальона майор Желтов, погибший во время преследования убегавшей группы немцев из той большой автоколонны.

Это был прекрасный человек (бывший учитель сельской школы) и редкой душевности политработник. Такие, к сожалению, в моей длинной армейской службе и в войну, и в послевоенное время встречались довольно редко.

Всего теперь и не вспомнить, но достаточно сказать, что за все эти 5 дней и ночей мы не могли нигде обогреться, разве только кое-кому это удавалось накоротке у горящих штабов и складов, подорванных или подожженных. Но какой это был «обогрев», если нужно было немедленно уходить, чтобы не навлечь на себя ответной реакции фрицев. Спать приходилось тоже урывками и только тогда, когда ночью на какое-то время батальон приостанавливал движение. Многие умудрялись спать на ходу, что мне было знакомо еще по военному училищу. О горячей пище даже и не мечталось.