Правда о штрафбатах: Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

И все это заставляло меня вспоминать, какая проблема была с куревом в училище на Дальнем Востоке. По курсантской норме табака не полагалось. А курили почти все. Рядом с училищем, за дощатым забором находилась колония заключенных. Им выдавалась махорка. Так они нам ее продавали, по 60 рублей спичечный коробок. А 60 рублей — это было месячное денежное довольствие курсанта. И вот в щели забора мы пихали деньги, а они нам — эти спичечные коробки. Но дурили они нас, мальчишек, страшное дело. Фактически в этих коробках махорки было не более щепоточки, а остальное — мелкие древесные опилки, измельченный сухой дубовый лист, а иногда и сушеный конский навоз! Праздником были случаи, когда кто-нибудь получал из дома посылки с папиросами. Тогда каждую папиросу курили по очереди 10–12 человек! А самым ценным подарком за усердие в службе была пачка махорки.

…С погодой нам в Белоруссии везло. Дни стояли жаркие, сухие, воздух был густо напоен хвойным ароматом. Если бы не ежевечерние артналеты противника и другие события, связанные с выполнением боевых задач, можно было бы сравнить наше пребывание здесь с неожиданно доставшимся нам отдыхом. Наши интенданты даже раза два или три устраивали нам невдалеке от окопов помывку в полевой бане и смену белья.

Правда, и сосновые леса, в каких мне приходилось бывать многие годы спустя после войны, и хвойный аромат всегда вызывали во мне какие-то безотчетные опасения и оживляли в памяти пережитое тогда, в июне 1944 года, на минном завале. Так случалось даже во время "грибной охоты" в самых различных местах Советского Союза, от Белоруссии и Прикарпатской Украины до костромских лесов и Дальнего Востока, куда забрасывала меня долгая военная служба уже после войны.

Однако порой жара была почти африканской. У одного из моих штрафников даже случился то ли солнечный, то ли тепловой удар. Мы быстро привели его в чувство, а я вспомнил случай, который произошел со мной еще в августе 1941 года во время строевых занятий в разведвзводе на дальнем Востоке.

Тогда был тоже жаркий солнечный день и я, стараясь поднимать выше ногу, вдруг заметил, что все у меня в глазах стало двоиться, я потерял равновесие и «выпал» из строя. Меня подхватили, занесли в тень, окатили грудь и голову холодной водой и заставили выпить круто подсоленную воду. Я тут же вспомнил, что утром не стал глотать соль, которую наш взводный принуждал употреблять во время завтрака перед чаем. Делали мы это так: из папиросной гильзы выдували табак и вместо него насыпали соль. Получалась внушительной длины своеобразная ампула, которую мы наловчились глотать, не ощущая самой соли. Оказалось, это было простым, но надежным способом предупреждения тепловых ударов перед тяжелой работой или походом в жару.

И вот здесь, на Белорусском фронте, мой личный опыт пригодился. Я приказал всем командирам отделений строго следить за неукоснительным выполнением этого утреннего «солевого» ритуала, так сказать, "солевой инъекции". Случаев тепловых ударов в дальнейшем ни в обороне, ни в изнурительном наступлении больше не было. Помогло!

А в то время, в июне 1944 года, я перешел (аппетит приходит во время еды!) на «зеленые» мины. Их обнаруживать стало значительно труднее. Где-то на втором или третьем десятке этих мин мне не повезло и я… подорвался на одной из них!

Произошло это 26 июня. Как сейчас помню, часам к 12 дня, обойдя окопы и убедившись в том, что на моем участке обороны все в порядке, я, в очередной раз хорошо подкрепившись вкуснейшей белорусской черникой (вкус ее кажется и сейчас неповторимым!), пошел продолжать уже почти привычную работу по разминированию. В этот раз я успел снять несколько мин, положил их на пенек, сделал шаг в сторону и, как мне показалось, высоко взлетел в воздух от взрыва, прогремевшего подо мной.

Полет мой был краток — почти мгновенно я оказался лежащим на земле плашмя, лицом вниз. Первое ощущение — очень печет левую ногу. Значит, думаю, ноги этой просто уже нет. Решил повернуться, посмотреть, что от нее осталось. Но когда поднял голову — обомлел! Сантиметрах в 10–15 прямо перед глазами — мина! Как я не угодил на нее головой?! Это просто чудо. (Вот тогда и появились в моей черной густой шевелюре первые седые волосы.) Овладев собой, я уже привычно, почти автоматически (все-таки, опыт — великое дело: ведь я разрядил более двух сотен мин!) осторожно вынул взрыватель, разогнул в сторону усики чеки и стал внимательно осматриваться вокруг. Сбоку увидел еще одну мину. Только после того как разрядил и ее, повернувшись, обнаружил, что моя нога на месте, только носок сапога неестественно повернут внутрь. Попробовал пошевелить пальцами, чувствую — удалось. Значит, нога не оторвана! Видимо, наступил на «маленькую», 75-граммовую мину.