Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

После такой мысленной коррекции читатель без труда представит себя в толпе на верхней палубе «Титаника». Напоминаю о тогдашних погодных условиях. Полный штиль; небо усыпано яркими звездами, однако ночь безлунная, поэтому света мало. Судно просто стоит на одном месте, ничто не указывает на катастрофу — не видно айсберга, не видно пробоин, через которые внутрь хлещет вода, ничего не разбито и не пропало, нет сигналов тревоги, нет паники, нет аврала — экипаж действует спокойно и размеренно. Никто не бегает, все только ходят; ничего не известно ни о характере происшествия, ни о размере повреждений, тем более о том, что через несколько часов огромный лайнер пойдет ко дну. Пассажиры не знают, сколько на судне спасательных шлюпок, плотов и других средств спасения жизни. Они видели шлюпки, но не знают, сколько человек вмещает каждая из них. Им неизвестно, есть ли неподалеку другие суда и придут ли они на помощь… Можно сказать, что никто не знал почти ничего. Думаю, офицеры намеренно не информировали пассажиров, и их решение сыграло во многом положительную роль. Нельзя забывать, что длина корабля составляла одну шестую часть мили. Пассажиры поднялись на три верхние палубы и стояли вдоль правого и левого бортов. Теперь читатели представят, как трудно было офицерам удерживать контроль над таким большим пространством, когда человек знал и видел лишь то, что происходит в непосредственной близости от него. Наверное, лучше всего подытожить происходившее следующими словами: после того как мы сели в шлюпки и отошли от «Титаника», нас бы нисколько не удивило, если бы вдруг стало известно, что все пассажиры спасены. Вот почему, после того как «Титаник» скрылся под водой, крики тонущих людей стали для нас как удар молнии. Я прекрасно понимаю, что ощущения и опыт многих выживших во многом отличаются от того, что описал я; одни все же кое-что знали, другие были опытными путешественниками и моряками и поэтому быстрее поняли, что нас ждет. И все же считаю, что вышеописанное дает довольно точное представление о состоянии большинства из тех, кто в ту ночь находился на палубах.

Пассажиры продолжали выходить из внутренних помещений на палубы. Помню, тогда я подумал: раз нам предстоит сесть в шлюпки, было бы неплохо вернуться в каюту и захватить деньги и теплую одежду. Заглянув в окно и увидев, как по лестнице поднимаются все новые люди, я решил, что не стану пробиваться «против течения» и создавать замешательство. Поэтому я остался на палубе.

Итак, примерно в 12:20 я стоял на верхней палубе, со стороны правого борта, и вместе с другими пассажирами наблюдал за тем, как экипаж готовит к спуску шлюпки № 9, 11, 13 и 15. Одни матросы прилаживали весла, другие проверяли лебедки, по которым спускали шлюпки; третьи прилаживали рычаги к шлюпбалкам. У нас на глазах поднимали рычаги, шлюпбалки разворачивались наружу, и шлюпки повисали за бортом. Затем по палубе первого класса прошел офицер и зычно, заглушая рев пара, крикнул: «Всем женщинам и детям спуститься на палубу ниже, всем мужчинам отойти от шлюпок!» Очевидно, в момент столкновения тот офицер отдыхал после вахты, поэтому он был легко одет; на шее у него был небрежно повязан белый шарф. Мужчины отошли, а женщины стали спускаться вниз, чтобы садиться в шлюпки со следующей палубы. Две женщины сначала отказывались покинуть мужей. Их пришлось убеждать и даже силой отрывать от мужчин. Затем их отправили вниз, на следующую палубу. Думаю, к тому времени, посмотрев, как шлюпки готовят к спуску, и особенно разделившись, мы все больше проникались сознанием неминуемой опасности. Однако общее настроение в толпе не изменилось; все были так же готовы подчиняться приказам и делать что нужно, как когда мы впервые поднялись на палубу. Я не хочу сказать, что все действия были продуманными до конца; в толпе находились обычные средние тевтонцы, которые с молоком матери впитали почтение к закону и порядку, а также к традициям, переданным многими поколениями предков; вот почему они вели себя именно так. Действия пассажиров в толпе были во многом безличными, инстинктивными, наследственными.