Правда о Ванге

Несмотря на любовь к церкви, она не боится критических замечаний в адрес ее служителей — священников, монахов, священнослужителей более высокого ранга. Помню, однажды она выгнала священника за то, что сменил рясу на светскую одежду, что, по ее мнению, есть кощунство по отношению к церкви. Тот, кто посвятил себя ей, не может ходить как обыкновенный гражданин. Высказала резкое замечание и монахам Рильского монастыря, которые запустили монастырь из-за того, что не было уборщицы, везде валялся мусор. Не поддерживать, по ее мнению, идеальную чистоту в божьей обители — это преступление. «Не заботитесь об убранстве монастыря, — говорит Ванга, — будете наказаны. Вижу через некоторое время тут, на этом месте, будет полыхать огромный пожар. Обитель эта сгорит, потому что жизнь, которую вы ведете, недостойна Бога, которому вы посвятили себя. «Нужно каждый день стремиться стряхивать с себя грехи», — говорит Ванга.

После утренней молитвы Ванга бралась за домашнюю работу. Когда мы просыпались, завтрак уже был готов и стоял на столе. Я наблюдала за тем, как она готовит, и всегда удивлялась её ловкости и быстроте рук. Она готовила на печке с дровами, которая всегда была настолько чистой и блестящей, что светилась, как зеркало. Можно было глядеться в неё. Всегда удивлялась: она же не видит, как ей удается зажигать дрова спичкой, не вызывая пожара, не обжигая рук. Готовя еду, помешивая ее, она подставляла под ложку крышку кастрюли, чтобы какая-нибудь капля не упала на печку. После готовки печь была настолько чиста, словно никогда на ней ничего и не варилось.

На завтрак мы ели разные вкусные бублики, молочные булочки или что-то в этом роде. Не знаю, может, это лишь воспоминания детства, но мне казалось, что ее еда была самой вкусной на свете. Обычно она готовила блюда знаменитой македонской кухни, но нередко придумывала собственные рецепты, сочетая, по-моему, несовместимые продукты. Однако приготовленное ею отличалось непревзойденным вкусом. К ужину Ванга готовила что-нибудь легкое, потому что, по ее мнению, человек должен принимать хорошую пищу, но понемногу. Переедание, как она утверждает, — это болезнь, за которой следуют другие болезни. Потом она идеально мыла всю посуду, а мы убирали со стола и прибирали кухню. «Бедная и сиротская жизнь научила меня изобретательности и особому восприятию продуктов и вкуса приготовляемой пищи, — рассказывает Ванга. — Наш двор был большой и в нем росло много крапивы. Почти каждый день мы что-то из нее готовили. Детям (сестре и ее братьям — прим. авт.) надоедало есть одно и тоже, и я была вынуждена как-то выкручиваться, чтобы разнообразить еду. Мясо было редким гостем на нашей трапезе. Помню, после смерти отца у нас был маленький поросёнок, которого пришлось продать. От него нам достались уши, ножки да хвост. Это и была вся наша свинина. Обычно питались так: суп да кукурузный хлеб, но и это не каждый день. Горячим этот хлеб еще можно было есть, но как только остывал, он становился таким сухим, что не лез в горло. Мои братья макали его в воду и ели. Иногда ловили в речке маленьких рыбок, обваливали их в муке, а потом пекли на металлической крышке. Глядя, чем мы питаемся, наша соседка, тетя Тина, говорила: «Ах, бедные дети, чем вы живы, не знаю!»

Теперь Ванга не готовит, но кто бы ни занимался этим ответственным делом, требования к нему очень высоки. Не дай Бог использовать неподходящую или не идеально вычищенную посуду. Такое ощущение, что она внимательно следит за каждым твоим движением и замечает малейшую оплошность.

Для нас Ванга была, как и все остальные тети на свете — и ласковая, и любящая, но часто и недовольная нашим плохим поведением. Надо отдать ей должное — воспитывала она нас строго, у нее была «железная рука». Однако мы были неимоверно счастливы, когда после обеда, особенно летом, шли все вместе за город или поднимались на какую-нибудь поляну на Беласице, или посещали г. Мельник и Роженский монастырь. Еще тогда, в раннем детстве, я поняла, что наша тетя — необыкновенная женщина. Она садилась чуть поодаль от нас и умолкала. Взрослые не разрешали нам беспокоить её, говоря, что так она лучше отдыхает. После прогулки начинались наши самые интересные переживания. Ванга рассказывала невероятные случаи и легенды об этом месте, о жизни здешних людей с древнейших времен, об их быте, о битвах, которые велись по самым различным поводам. Это всегда меня потрясало, потому что я не помню, чтобы дома кто-нибудь рассказывал о чем-то подобном. Это были бесконечно увлекательные рассказы, вероятно родившиеся из картин, которые Ванга наблюдала своим сверхчеловеческим зрением. Однажды, до крайности удивленная всем услышанным, я спросила, откуда она знает такие подробности и получила ответ: «Эту историю только что рассказало мне вон то старое дерево, на краю опушки». Ну, как тут не обомлеешь!