Правда о «Вильгельме Густлофе»

Во время своего восьмилетнего заключения за «антисоветскую пропаганду» в лагере в Экибастузе на севере Казахстана Солженицын написал стихотворение «Восточно-прусские ночи». Он не решился его подписать, но сохранил при себе до своего освобождения. В нем рассказывается о бесчинствах, имевших место в Восточной Пруссии:

Цвай-унд цванциг, Геринг-штрассе.
Дом не жжён, но трепан, граблен.
Чей-то стон, стеной ослаблен —
Мать — не на смерть. На матрасе —
Рота? Взвод ли побывал?
Дочь-девчонка наповал.
Сведено к словам простым:
Не забудем! Не простим!
«Кровь за кровь, и зуб за зуб»
Девку в бабу, бабу — в труп.
Окровлён и мутен взгляд.
Просит: «Тёте михь, зольдат!»[2]

Следует отметить, что ужасные кровопролитные действия совершали не только малообразованные солдаты из Сибири и Центральной Азии. Эти бесчинства получили официальное одобрение. Илья Эренбург, русский военный обозреватель и пропагандист, призывал войска: «Убивайте, убивайте! Нет ничего такого, что оправдывало бы немцев, тех, кто сейчас живет, и тех, кто еще не родился! Следуйте указаниям товарища Сталина и уничтожайте фашистского зверя в его логове. Насилием искореняйте расовое высокомерие германских женщин. Берите их как законную добычу. Убивайте их, вы, смелые, идущие на штурм, красноармейцы!»[3]

Необузданность Эренбурга вызвала критику даже в Москве. Газета «Правда» во время войны опубликовала статью партийного теоретика Г. Ф. Александрова, в которой тот написал, что «немарксистским и глупым является считать всех немцев нацистами и поступать с ними следует по-людски».

Но солдаты предпочитали прислушиваться к Эренбургу и к таким командирам, как генерал-полковник Рыбалко, у которого были свои счеты с немцами: они вывезли его дочь в Германию. Как только русские подошли к немецкой границе, он выступил с призывом к своим солдатам: «Долгожданный час возмездия пробил! У всех нас есть причины для мести: за мою дочь, за ваших сестер, за нашу матушку-Русь, за разрушение нашей страны!»

Даже в официальной советской «Истории Великой Отечественной войны» наряду с перечислениями заслуг Красной армии указано, что «не все советские войска правильно восприняли то, как они должны были вести себя в Германии. Во время первых боев в Восточной Пруссии имели место отдельные действия, которые шли вразрез с установленными правилами поведения». Советские историки, известные своим нежеланием давать оценку собственным просчетам, в конце концов вынуждены были признать, что Красная армия не всегда корректно вела себя. Этот факт убедительно доказывает, что «правила поведения» действительно нарушались часто.

Но где теперь немцы могли чувствовать себя в безопасности? И сколько еще могло продолжаться бегство беженцев, пытающихся ускользнуть от русских танков? Единственной надеждой на спасение миллионов человек, казалось, была эвакуация по Балтийскому морю на кораблях ВМС и судах торгового флота. Поэтому все стремились попасть в портовые города. А там разыгрывались ужасающие сцены. Юрген Торвальд так описывает их в своей книге «Это началось на реке Вайксель»:

«За два дня до этого ураганным ветром и метелью улицы были засыпаны сугробами метровой высоты. И далеко растянувшиеся повозки, на которых постоянно прибывали все новые беженцы, были подобны горам снега, под тентом которых они укрывались. Беженцы, прибывавшие на поездах, разбредались по заснеженным улицам, чтобы в школах, бараках, портовых ангарах найти хоть какую-нибудь защиту от непогоды. Многих из них можно было видеть в очередях в специально созданных распределительных пунктах ВМС, либо у полевых кухонь, которые раздавали хлеб и суп в портовых ангарах, или прямо на свежем воздухе под дощатыми навесами.

Можно было видеть закутанных в одежду матерей с детьми, бредущих от одного дома к другому. Они шли сквозь пургу и просили хлеба или теплого молока. Можно было видеть больных детей, которых матери тащили за собой на санках в поисках врача, постели или теплого угла».