Вот какова была реакция русских генералов. Пётр Иванович Багратион писал губернатору Москвы Фёдору Васильевичу Ростопчину: «Хорош и сей гусь, который назван и князем и вождем! Если особенного повеления он не имеет, чтобы наступать, я вас уверяю, что тоже приведёт к вам…Теперь пойдут у вождя сплетни бабьи и интриги». Кстати, ещё в 1811 г. Багратион предупреждал военного министра Барклая де Толли, что «Кутузов имеет особенный дар драться неудачно». Михаил Андреевич Милорадович назвал нового командующего «низким царедворцем», а генерал Дмитрий Сергеевич Дохтуров «отвратительным интриганом». В письме к жене Николай Николаевич Раевский лаконично заметил: «Переменив Барклая, который был не великий полководец, мы и тут потеряли». (Понасенков Е. Указ. соч., с.62; Троицкий, 2002, с. 159 — 160).
По прибытии к армии Кутузов первым делом приказал сняться с выгодной позиции у Царева Займища (таковой она была с точки зрения практически всех военных историков и российских генералов, включая и недолюбливавших выбравшего её Барклая Ермолова, Фонвизина, Муравьёва и др.). Эту мысль Кутузову подали два офицера штаба, интриговавшие против Барклая, о чём последний писал царю: «оба условились заметить престарелому и слабому Князю, что по разбитии неприятеля в позиции при Царево-Займище, слава сего подвига не ему припишется, но избравшим позицию. Причина достаточная для самолюбца, каков был Князь, чтобы снять Армию с сильной позиции». (Понасенков Е. Указ. соч., там же).
«130 000 Россия про день Бородина»?
Этот вопрос автору обычно задают иностранцы и «наши» дети, поскольку «наши» взрослые просто об этом не задумываются: а собственно, почему 7 сентября (н. ст., применительно к традиции прошлого века) в России празднуют как победу русского оружия? Любопытствующим очень сложно объяснить такой парадокс, при котором отступившая с поля боя армия, которая затем ещё и оставила столицу считается победительницей? Для участников боя подобного парадокса не существовало: многие российские генералы считали Бородино серьёзным поражением. Парадокс появился только в 1839 г., когда царь Николай II решил «разыграть» боевые действия в очередную годовщину сражения на Бородинском поле с участием строевых солдат. А, поскольку, монаршая воля превыше всего, то и думать нечего — победа! А, между тем, факты свидетельствуют об обратном.
После беспрецедентно долгого отступления Кутузов (фельдмаршал ещё помнил урок Аустерлица) всё же решился вступить в бой с Наполеоном: общественное мнение не поняло оставления столицы без битвы. В распоряжении Наполеона было около 130 000 чел., у Кутузова — около 160 000 (вместе с казаками и ополченцами). Перевес в артиллерии был также на стороне русских: 648 против 587 орудий. (Там же). По законам тактики наступающая сторона должна была обладать превосходством хотя бы в одну четверть. Однако умелое расположение огневых позиций позволило бывшему артиллеристу Наполеону снивелировать это несоответствие.
В тоже время, расположение наших войск оставляло желать лучшего: основная часть армии находилась на берегу реки Колоч на окраине правого фланга. В этом месте она была совершенно бесполезна, т. к. во-первых, против неё не было практически никаких французских частей (основные силы Наполеон сосредоточил в центре и на своём правом фланге), а во-вторых, не могла сразу перейти в наступление (пришлось бы переправляться под огнем противника через реку). Это привело к тому, что уже в первые часы боя пали главные укрепления русских: багратионовы флеши (земляные стреловидные полевые укрепления на левом фланге, где располагалась армия князя Багратиона) и батарея Раевского в центре боевых порядков.