Правда о врагах народа

23 января 1922 г. Политбюро ЦК РК П(б) поручило Д. И. Курскому и заместителю председателя ВЧК И. С. Уншлихту, разработать проект постановления об упразднении ВЧК и дало им соответствующие директивы. 2 февраля разработанный проект был рассмотрен Политбюро, а затем внесен на рассмотрение Президиума ВЦИК. 6 февраля 1922 г. ВЦИК, исполняя постановление IX Всероссийского съезда Советов, издал декрет, по которому ВЧК и ее местные органы упразднялись. Задачи, которые ранее выполняла ВЧК, – подавление открытых контрреволюционных выступлений и бандитизма, борьба со шпионажем, охрана железнодорожных и водных путей сообщений, охрана границ РСФСР, борьба с контрабандой, выполнение специальных поручений Президиума ВЦИК или СНК по охране революционного порядка и расследование дел о контрреволюции – возлагались на Народный комиссариат внутренних дел, для чего в его составе создавалось Государственное политическое управление (ГПУ) под председательством народного комиссара внутренних дел или назначаемого Совнаркомом его заместителя. На местах вместо чрезвычайных комиссий создавались политические отделы в автономных республиках и областях при ЦИК и в губерниях – при губисполкомах. Все местные политические отделы должны были находиться в непосредственном подчинении НКВД через Государственное политическое управление. В составе ГПУ учреждались особые отделы и транспортные отделы для борьбы с преступлениями в армии и на железной дороге. Декрет строго регулировал порядок арестов, обысков и иных следственных действий, производимых органами ГПУ: устанавливалось, что не позднее двух недель со дня ареста обвиняемому должно быть предъявлено конкретное обвинение, а все расследование должно быть закончено в двухмесячный срок. Лишь в исключительных случаях срок содержания под стражей мог быть продлен Президиумом ВЦИК. Декрет устанавливал следующее важнейшее положение: «Впредь все дела о преступлениях, направленных против советского строя или представляющие нарушения законов РСФСР, подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами по принадлежности». Общий надзор за расследованием дел ГПУ возлагался на Народный комиссариат юстиции.

Советское правительство приняло меры к укреплению судебных органов и к разработке твердых законов – кодексов пролетарского государства.

На третьей сессии ВЦИК девятого созыва (12—20 мая 1922 г.) обсуждался представленный Наркомюстом проект Уголовного кодекса. Некоторые участники сессии выступили за исключение из кодекса такой меры наказания, как расстрел. Расстрел, говорили они, может применяться лишь в качестве внесудебной меры революционной борьбы с врагами, а не по суду. Народный комиссар юстиции Д. И. Курский разъяснял, что подобные предложения возвращают нас «к тому моменту, от которого мы отошли». А Советская республика на новом этапе считает необходимым с контрреволюционными преступлениями бороться путем закона.

В. И. Ленин следил за подготовкой судебной реформы и изданием кодексов. Ему принадлежала формулировка статьи Уголовного кодекса, в которой давалось определение контрреволюционного преступления и мер наказания за него. Ленин рассматривал пропаганду, агитацию, участие в организации или содействие ей «в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финансирования прессы и тому подобными средствами», как контрреволюционные преступления и предложил карать такие преступления «высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу». Предлагая эту формулировку, В. И. Ленин писал Д. И. Курскому: «Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы.

Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого».