— Бог ты мой! — восклицал он. — Они так боятся русские, что готовы пойти на все. Невидимый призрак русских, кажется, движется впереди нас. Мы почти физически ощущаем присутствие Советской Армии на этом фронте. Совсем недавно немцы бросили против нас большое число самолетов. Мы думали: «Наконец-то, началось оно, немецкое сопротивление». Но на другой день на небе не оказалось ни одного самолета, словно их корова языком слизнула. Их срочно послали на русский фронт. Мы приготовились, неделями грызть линию Зигфрида, во прорвали ее в несколько часов: те же русские заставили немцев убрать и тяжелое вооружение…
После нашего возвращения с территории Германии военных корреспондентов пригласили в штаб 2-й британской армии. Он находился тогда восточнее Лувена. На пресс-конференции, обставленной обычными предосторожностями, характеризующими важность предполагаемых сообщений, нас информировали, что через два часа 1-я воздушнодесантная армия союзников совершит прыжок в Голландии, чтобы захватить мосты через Маас, Ваал и Нижний Рейн. Одновременно 30-й корпус, усиленный двумя танковыми дивизиями, ринется по дороге на Эйндховен — Нейметен — Арнем, соединяя очага воздушных десантов с союзным фронтом в Бельгии.
Замысел операции был грандиозен. Монтгомери, теперь уже не генерал, а фельдмаршал, рассчитывал отрезать Голландию от Германии, выйдя к морю у Зюдерзее окружить и уничтожить остатки 15-й немецкой армии, которые сумели удрать от союзников через Шельду, и главное, открыть 2-й британской армии ворота в северо-западную равнину Германии. Перепрыгнув одним махом через всю сложную систему водных преград, прикрывающих фашистское логово с северо-запада, Монтгомери теперь мечтал бросить свои танковые колонны и мотопехоту на Гамбург, совершенно открытый с суши, а от Гамбурга — на Берлин.
Немецкие силы в западной и северо-западной Голландии исчислялись в 70 тысяч человек, поэтому задача казалась вполне посильной для восьми отборных союзных дивизий. Правда, в северной Голландии стояла на отдыхе 1-я немецкая парашютная армия. Однако союзная разведка полагала, что немецкие парашютисты могут двигаться только пешком. Союзники были полными хозяевами в воздухе, и это давало им неограниченный контроль над наземными путями и дорогами.
Вечером стало известно, что две американские дивизии удачно выбросились и захватили мост через Маас у города Граве и два моста через Ваал у Неймегена. Отдельные парашютные отряды завладели более мелкими мостами через каналы.
Танки 30-го корпуса легко форсировали канал Эско на бельгийско-голландской границе и вышли на широкую дорогу, ведущую к Эйндховену. Немцы попытались использовать зенитки против танков, но союзные самолеты, сопровождавшие танковую колонну, подавили их.
Только из Арнема не было хороших вестей. Первая британская парашютная дивизия зацепилась за город, но ей не удалось сразу же захватить мосты. Мосты были давно заминированы, поэтому теперь даже успешное продвижение к ним не обещало желанного результата.
Наутро мы двинулись за авангардом 30-го корпуса. Дорога от Леопольдбурга, в Бельгии, до самого Эйндховена оказалась забитой «утками», бронетранспортерами, грузовиками с горючим для танков и снаряжением для войск. Тянулись бесконечные обозы с мостовым хозяйством. Машины катились по две, иногда даже по три в ряд. С танков и транспортеров в мутное небо смотрели зенитные пулеметы. Но небо было пусто.
По обе стороны шоссе лежали плоские поля, серые и унылые. Деревушки, вытянувшиеся вдоль дороги, были просторны, дома возносились своими острыми крышами к небу. Над ними неизменно поднимались ветряки, приветственно машущие крыльями. Узкие улицы маленьких городов отличались безукоризненной чистотой. Искоса посматривая на танки, с грохотом проносившиеся мимо, голландки продолжали намыливать красную гладь тротуаров: их, кажется, больше всего беспокоило то, что эти рычащие чудовища могут забраться на тротуар и испачкать его. Мужчины стояли на порогах домов и так же молча смотрели на поток военного транспорта. Лишь на другой день они начали вывешивать свои национальные флаги, украсив их большой оранжевой лентой — цвет царствующей династии. Сумрачные и меланхоличные голландцы не умели выразить своей радости. Они не вздымали приветственно рук, не забрасывали машины союзников цветами, не плясали хороводами вокруг танков. Они продолжали заниматься своими будничными делами, двигались куда-то на велосипедах; ехали они медленно, едва ворочая ногами, как при замедленной съемке в кино.
Эйндховен, куда мы приехали перед вечером, был переполнен машинами с горючим и боеприпасами. Англичане деловито и по-домашнему уверенно располагались на ночевку; ставя транспорты в огромные каре на городских площадях. Они настолько забыли про существование немецкой авиации, что не принимали даже самых элементарных мер предосторожности.