Правда о втором фронте

Корреспондент армейской газеты «Старз энд страйпс», пригласивший меня после пресс-конференции в свою машину, клял англичан всю дорогу до отеля. Несмотря на секретность назначения Монтгомери, английским корреспондентам, по его словам, шепнули, чтобы они просунули эту весть в печать и на радио: англичане хотели рекламы для Монтгомери. Уже через несколько дней английская пропаганда преподносила Монтгомери всему миру как грядущего избавителя от немецкого разгрома. Эта реклама особенно усилилась, когда разведка 21-й группы обнаружила, что 6-я танковая армия СС начала оттягиваться назад, чтобы быть переброшенной на восток. Да и до этого союзное командование знало не только размер советских приготовлений, но и день нашего наступления в Польше. Поэтому англичане безошибочно могли «предсказывать» неизбежность избавления от немецкого нашествия в Арденнах.

После назначения Монтгомери у англичан сразу же появился самоуверенный тон. Поменявшись местами с американцами, они третировали их, как приготовишек, не знающих даже азов военного дела.

В первой половине января военные корреспонденты в Брюсселе устроили ужин командованию 21-й группы. По этому случаю в отель «Кентербэри» прибыли генералы, послы союзных держав, министры. Я оказался за одним столом с бригадиром Вильямсом и американским послом в Брюсселе. После ужина посол отвел меня в угол и стал подшучивать над англичанами.

— Хотя Монтгомери еще не выиграл битвы, — говорил он, — они ведут себя так, будто победа у них уже в кармане. Насколько мне известно, англичане еще не сделали в Арденнах ни одного выстрела…

По залу, переполненному людьми и насквозь продымленному курильщиками, двигался седой человек, худой и высокий. Показав глазами в его сторону, мой собеседник сказал:

— Человек за спиной генерала Эрскина — Ничбелл-Хьюджессен, английский посол. Вы с ним знакомы?

Ничбелл-Хьюджессен был отменно любезен, приглашал заглянуть на чай, побеседовать. Он познакомил меня со своим пресс-аташе Созмарезом, давнишним обитателем Брюсселя, негласным дирижером нестройного хора бельгийской печати. Созмарез изъявлял готовность оказать мне всяческую помощь. Для начала я спросил его, нельзя ли умерить антисоветский холодок, который с момента приезда британского посольства в Брюссель гуляет по страницам бельгийских газет.

Пресс-атташе немедленно сослался на свободу печати в Бельгии, но во имя англо-советской дружбы соглашался использовать свое «персональное влияние».

Американский посол, смеясь, спросил его, не может ли он устроить так, чтобы бельгийская печать более объективно освещала ход боев в Арденнах. Созмарез с удивлением посмотрел на посла, но ничего не сказал.

На другой день командующий 21-й группой пригласил военных корреспондентов в свою ставку в маленьком бельгийском городке Ценховен. Монтгомери заявился на пресс-конференцию в слишком длинном и слишком широком для него пиджаке парашютиста. Пятнистый, как жираф, пиджак обвертывал его маленькую фигурку почти дважды. Подпоясанный узким ремешком, Монтгомери скорее напоминал мешочника, нежели командующего полуторамиллионной армией. Свой доклад о военном положении Монтгомери начал с объяснения этого маскарада: король, видите ли, только что произвел его в почетные полковники парашютного полка, поэтому он счел своим долгом показаться прессе в этом героическом наряде.

Кратко весь доклад Монтгомери можно было свести к знаменитому изречению Цезаря: «Пришел, увидел, победил».

Сначала Монтгомери отметил, что немцы захватили американцев врасплох и раскололи их первую армию надвое. Немецкий поток ринулся к реке Маас. В качестве предосторожности он, Монтгомери, произвел некоторую перегруппировку войск, чтобы не позволить немцам пересечь реку. Однако положение продолжало обостряться. После этого «дух солидарности восторжествовал», и генерал Эйзенхауэр назначил Монтгомери командующим всем Северным фронтом союзников. Фельдмаршал поспешно реорганизовал отступавшие американские части, указал им рубежи, бросил на помощь наземным силам воздушные, и положение было спасено. Немецкий главнокомандующий на Западе Рунштедт был вынужден отказаться от захвата намеченных объектов.

Монтгомери выразил восхищение боевыми качествами американских солдат, которые так геройски дрались под его командованием. Он и себя считал американским солдатом: ведь ему выдали американское удостоверение, и «оттиски сто пальцев были зарегистрированы в военном министерстве в Вашингтоне, что более предпочтитеаьно, чем иметь эти оттиски зарегистрированными в Скотланд-ярде!!» (Цитирую буквально, включая два восклицательных знака, как это было начертано в резюме доклада Монтгомери, розданном военным корреспондентом во время пресс-конференции.)

Фельдмаршал закончил свой доклад просьбой к военным корреспондентам выступить в печати за укрепление союзной солидарности, намекнув, что кто-то, зловредный и сильный, пытается подорвать ее. Он заверил, что нет более близких и верных друзей, чем Монтгомери и Эйзенхауэр, которого он называл не иначе, как «Айк» (доброжелательное прозвище Эйзенхауэра).