Правда о втором фронте

Немецкие деревушки были пустынны, население бежало с ушедшими войсками. Лишь изредка на полях виднелись работающие крестьяне. Они не поднимали голов, словно не замечали, что происходило вокруг. Когда их окликали из военных машин, они быстро выпрямлялись, бежали к дороге, еще издали улыбаясь и приветственно кивая головой. Отвечали они с большой готовностью, сопровождая ответы улыбками и поклонами.

В Штрелене, где обосновался пресс-кэмп 2-й британской армии, немцы усердно скребли и чистили улицы, убирали мусор, закладывали кирпичами провалы в домах. Завидев вдали офицеров, они заблаговременно снимали шляпы, низко наклоняли головы, посматривали сладко и заискивающе.

Поведение немецкого населения озадачило союзников. Они ожидали выстрелов из-за угла, пожаров, угрюмого молчания или ругани. Перед пересечением границы так много говорили о возможности партизанской войны в Германии, что сначала в каждом немце солдатам и офицерам мерещился вервольфовец.[25] Рассказы о терроре «вервольфа» настолько всполошили союзное командование, что оно решило снабдить автоматами даже военных корреспондентов, которым до этого вообще запрещалось иметь оружие. Однако намерение это осталось невыполненным.

Наутро мы отправились в авангардный батальон 52-й шотландской дивизии, которая расположилась на берегу Рейна, как раз напротив Везеля. На передний край, особенно к форту Блюхер, можно было добраться только под покровом ночи. Мы остановились на хуторе Поль в расположении отдыхавшей роты. Отсюда отчетливо виднелся Везель, лес левее города и высокая насыпь, предохраняющая низменность от разлива. В деревенском домике с выбитыми окнами мы нашли командира роты, уже немолодого майора, скептика и пессимиста. Настроен он был мрачно, в будущее старался не заглядывать, не ожидая увидеть там ничего хорошего. Корреспондентов он принял холодно: английская печать, по его словам, давала неправильную картину войны, так же как до войны давала неправильную картину политической жизни страны и извращенные представления о жизни других народов.

— Эти джентльмены (кивок в сторону английских коллег) рисовали вас такой черной краской, что рядовые читатели боялись русских больше, чем огня. А теперь даже в наших молитвах мы чаще вспоминаем слово «русские», чем слово «бог».

Майор решительно отвергал мысль, что газеты способствуют поднятию морального уровня солдат.

— Давали бы побольше пива, — заключил он, — и моральный уровень был бы выше…

Ротный капеллан, молодой и розовощекий, но совершенно лысый, оказался таким же оригиналом, как и командир роты. Угощая нас виски, он жаловался, что командование заставляет его соединять несоединимое: проповедь любви к ближнему с проповедью убивать немцев. Он убеждал солдат не обременять немцев излишними невзгодами, ибо они и так наказаны богом. Капеллан разводил руками и сокрушенно признавался, что ему не нравятся русские. Почему? Из своей лысой головы, набитой разным антисоветским вздором, он смог вытянуть лишь пару аргументов о безбожии, о материалистическом воспитании в России, и, как выяснилось при этом, материалистическое он понимал как материальное.

Мы удивлялись, что такому недорослю поручено воспитание английских солдат. Ротный капеллан «поддерживает солдатский дух»: снабжает роту литературой, достает домино, шашки, музыкальные инструменты, читает бюллетень «Абка» (я уже упоминал, что «Абка» издается армейским бюро текущей политики).

На наш недоуменный вопрос — неужели этому капеллану доверено политическое воспитание солдат, командир роты ответил довольно оригинально, со свойственным ему скептицизмом:

— Пустое! Его же никто не слушает.

— Но он открыто признает и проповедует свои антирусские настроения.

— Вы просто недооцениваете умственных способностей наших солдат. Они давно перестали судить о русских по тому, что о них говорят. Русские заявили о себе таким голосом, который никому никогда не заглушить…

Марш через Рейн на Эльбу

I

Уже несколько дней над всем берегом Рейна от Арнема, в Голландии, до Кельна висело густое черное облако. Десятки тысяч дымовых шашек горели от рассвета до сумерек. Над ними, распустив гигантские хвосты дыма, плавно кружились самолеты. Завеса покрывала все настолько плотно, что даже на земле порою нельзя было рассмотреть одинокие пустые фермы, стоящие в 40–50 метрах от дороги, и танки, идущие целиной, чтобы не загромождать шоссе, предоставленное бесконечным обозам.

Под покровом этой дымовой завесы союзники концентрировали на Рейне ударные дивизии, подтягивали мостовое хозяйство, понтоны, лодки, амфибии и «танки Решающего дня», способные самостоятельно переправляться через водные преграды. Войска собирались в лесистых холмах вдоль дороги Клеве — Мерс, напротив городов Реес, Везель, Динслакен, расположившихся на другой стороне Рейна. Канадский корпус нацеливался на Реес, американский (из 9-й армии) — на Динслакен. Центром атакуемого немецкого фронта был Везель. Против него сосредоточивались два британских корпуса. На самом берегу окопались две шотландские дивизии.