Правда о «Зените»

Но, несмотря на все наши тогдашние выяснения, кто в доме хозяин, я ничего худого о Мутко не говорил и не скажу. Всегда повторял: он возродил «Зенит». И искренне любил его. У меня к Виталию Леонтьевичу могла быть масса частных вопросов. Но с точки зрения его отношения к «Зениту» и заслуг перед ним Мутко для меня безукоризненный персонаж.

Кстати, именно он заложил традицию платить деньги ветеранам клуба. Когда я пришел в «Зенит», там уже была выстроенная схема выплаты маленьких, но живых денег тем, кто когда-то отдал много лет команде. Не 84-го года, поскольку существует отдельная, отлично живущая коммерческая структура «"Зенит"-84», а представителям более старших поколений. Герману Зонину, Фридриху Марютину и другим. Зонину лично я выписывал деньги на операцию ноги, Юрию Андреевичу Морозову оплачивали лекарства от рака, когда он уже фактически ничего в клубе делать не мог. И все это было по инициативе Мутко.

* * *

И все же — who is mister Mutko? Книга эта, конечно, о «Зените», но совсем оставить за кадром дофутбольную биографию его многолетнего президента, а ныне — главного спортивного функционера страны, было бы неправильно. Ибо биографии у тех, чьи имена стали известны стране в 90-е годы, были очень разные и зачастую весьма пестрые.

Первое и главное: Мутко никогда не имел ничего общего с криминалом. С юности он пошел по чиновничьей, карьерной стезе. Успев, правда, глотнуть немного морской романтики. Мне кажется, что этот романтическая частичка его натуры и материализовалась в футболе. Совсем без чего-то рискованного, волнующего душу, непредсказуемого этот человек обойтись не мог.

Десять лет назад в интервью «СЭ-футболу» Мутко рассказывал:

«Пароход наш стоял на линии Ильичевск — Варна. Туда шли с лесом, а назад везли громадные контейнеры с содой. Грузили их поверх, на палубу — так и ходили туда-сюда по восемь часов в один конец. А мы должны были закреплять этот груз. Тросами стягивать. И где-то один раз мы технологию нарушили. Надо было хорошо закрепить, а мы наживили вручную, вышли — и откуда только взялся этот шторм?! Так нас прихватил — мало не показалось. И все это начало раскачиваться и поползло — съехало на один борт, пароход кренится… Страшное дело. Нас вызвал капитан: "Может, из-за вас в тюрьму и сяду, но как хотите — идите и закрепляйте…"

Закрепили. Рисковали — не моряк не поймет, как. Нужно было поймать момент, когда пароход между волнами. Вот он идет, и только в те секунды, когда падает, возможно ломом сделать движение».

Неожиданный ракурс для респектабельного, лощеного министра спорта — не находите? Продолжалось это в жизни Мутко два года.

В конце бронзового 2001-го Мутко пришел в редакцию «СЭ» — и в интервью с заголовком: «"Зенит" — такой же символ Питера, как Эрмитаж», вспоминал о своих молодых годах так: