Правда о золоте Кубанской рады

напарника болела нога, видно вывихнул вчера.

Хотелось курить и пить, взяв пустую бутылку,

забрался на подъём с которого слетели вчера.

Вышел на развилку дороги, где в полной тишине

услышал в ущелье журчание горной речки.

Спускаться пришлось на пятой точке, так как в

ковбойских туфлях на кожаной подошве, других

вариантов не было. Напился с речки до отвала холодной

воды и набрал бутылку с собой. Здесь у речки стоял шум

воды, летящей по камням и падающей с выступов,

совсем не журчание как казалось на верху. Стал

подниматься, но не тут-то было, после двух,

трёх метров подъёма, съезжал обратно к речки.

Заметив с лева более пологий подъём с густыми

деревьями, начал пробираться к нему. Поднимался

упираясь в деревья ногами, как по лестнице. Уже

прилично забравшись, наткнулся на дырявое

оцинкованное ведро, застрявшее между стволов.

Не понимая откуда в такой глухомани взялось

ведро, вылез на уступ.

На нём оказалась охотничья землянка, в это время пустая,

зашел в нее и осмотрелся, как только глаза привыкли к

сумеркам. На полке увидел пачку сигарет марки LD,

пол булки сухого хлеба на удивление без плесени, и три

брикета одноразовой лапши. У охотников есть такой

обычай оставлять другим, оставшийся провиант, для меня

который оказался большим подарком. Выкурил тут же

сигарету, взял с собой сухой хлеб, лапша у машины без

кипятка не к чему. Переобулся в старые комнатные тапки

и отправился дальше.

От землянки вдоль склона вела тропинка проделанная в

косогоре, которая заканчивалась на ровной

вершине горы. Пробираясь по дебрям к дороге,

почувствовал резкий неприятный запах, вдруг впереди

меня с треском ломающихся веток, из ямы с

валежником выскочил секач с тремя свиньями,

унося ноги вдоль косогора, видно не раз пуганные

охотниками. Выйдя на дорогу c учётом что от

речки брал левее пошёл по ней в верх, до

знакомой развилки.

Валера напарник радовался сигаретам как дитя,

выкурив подряд две штуки и утолив жажду водой,

довольный откинулся на сидение. До часов двух а может

и больше, не имея часов грызли сухарь, после чего

поделили сигареты и я поднялся к развилке, караулить

помощь. Долгое, нудное ожидание закончилось

появлением сигналящего уазика, оценив ситуацию и

безнадёжное положение вытащить машину, решили

оставить единичку до лучших времён, забрав всё

нужное. Попрощавшись с ней взглядом с утёса я

знал мы за ней не вернёмся.

Пшада

Купил весной подержанную шестёрку, съездил в

посёлок Новый, что за двенадцать километров

от станицы Холмской. Ездить пришлось одному. Валерка

напарник зимой скончался, от остановки сердца.

Узнав в посёлке от местных жителей, что в горах

на переходе к Пшаде, находился старый хутор,

Чёрный аул в километрах двух от него посёлок

Новосадовый. Послевоенная исправительная

колония, дороги туда практически ни какой,

колея по колено, и разрушенные мосты. Шестьдесят

шестые газоны редко в летний сезон пробираются туда

на лебёдках, цепляясь за деревья тросами, вот так

появилась очередная цель.

Съездил к старшей сестре Галине, она

профессионально занимается походами, были они и

на Эльбрусе, договорился с ними пройти этот

переход в семьдесят километров, от посёлка Новый

до Пшады. Они сами собирали снаряжение, я в

нужный день приехал к ним налегке. К моему

удивлению забили всю машину, рюкзаками ещё

какими-то одёжками. Сами еле влезли, ещё племянница

захотела с нами в поход, она тоже часто ходила в поход

с матерью по горам.

Проехали посёлок Новый и еще немного, машину

оставили в хуторе сосновый. Красивое почти

безлюдное место, вековые сосны растут среди

домов, смотровая деревянная площадка над

глубокими обрывами и горная речка, в самом низу

среди громадных валунов. Выгрузив из машины

вещи, посмотрев на природу, начали снаряжаться.

И тут я понял, это будет не праздная прогулка с

любованием природы, когда мне на спину взвалили

рюкзак, выше на пол метра моей головы и весом

килограмм тридцать, после первых километров я

понял, что одел не ту обувь и одежду. Пошёл

мелкий дождик, кожаные плетёные туфли, сразу

промокли с верху, лямки рюкзака через майку

начали натирать кожу под мышками. Дойдя до

перевала Церковный, а это километров пятнадцать

,я уже еле тащил ноги, расставив руки в стороны

как крылья, под мышками уже всё горело. Забрались

на перевал с тремя привалами и стали спускаться

к Чёрному аулу. Затяжной, крутой спуск, вымотал ещё

больше чем подъём.

В ущелье

появились первые жертвы принесённые горам, в

кювете стоял брошенный уазик без колеса, с

оторванной ступицей, дальше остов кого-то

непонятного гусеничного средства передвижения,

брошенного неизвестно в каких годах, и мосты

разрушенные, сгнившие, которые можно пройти

только в брод. Пройдя один из таких мостов, на

крутом небольшом подъёме и сыром как в колодце,

наткнулись на заросший мхом шестьдесят шестой

газон, с гнилыми уже бортами, а вокруг

ободранные тросами от лебёдок деревья.

Место бывшего Чёрного аула по истине жутковатое,

ущелье окружённое чёрными скалами, с кое где

торчащими на макушках соснами и вцепившимися по

обрывам корнями в скалу. Сама порода скалы

чёрная как уголь, проведя по ней рукой ладошка

становится такого же цвета. Встретили одинокого