Во всяком случае, и в эти годы армия остается для Карла Петера Ульриха кумиром, а служба и почитание службы — образом жизни. В семь лет его делают унтер–офицером, а спустя три года производят в секунд–лейтенанты. Этот день Карл Петер Ульрих считал самым значительным и самым счастливым в своей жизни — даже будучи императором и главнокомандующим русской армии. А самым страшным наказанием было для него не стояние на горохе и не розги господина Юля, а запрещение смотреть воинский парад. В виде самого страшного наказания мальчика запирали в комнате, а нижнюю часть окна с садистской аккуратностью заклеивали бумагой, чтобы нельзя было видеть происходящего на площади.
До конца своих дней Карл Петер Ульрих не только был маньяком армии, но и оставался чудовищно ограничен: он искренне не понимал, что окружающие не обязаны разделять его пристрастие. Он не только считал вздором и признаком неполноценности всякую духовную жизнь, в которой армия и особенно парады и шагистика не занимали важнейшего места. Он от души не способен был понять, что кому–то не нужны военные чины или не доставляет удовольствия ношение мундира. Уже взрослым человеком — императором Карл Петер Ульрих (тогда — уже Пётр Федорович) стал в 33 года — он, придя в восторг от талантов и способностей Никиты Панина, сделал его генералом. Тот, естественно, категорически отказался, и тогда император громко ляпнул на весь дворец:
— А я думал, Панин и правда умный! Только дурак может отказаться быть генералом!
И в таком духе император Российской империи высказывался много раз, по самым разнообразным поводам.
В какой–то мере эта склонность к армейщине, к казарме, к шагистике — всего лишь обычнейшая черта слоя, в котором был воспитан Карл Петер Ульрих. В конце концов, кто они, его воспитатели: Вольф, Бремзен, Адлерфельд? Приехавшие с ним в Россию гофмаршал Голштинии Брюммер и генерал Берхгольц? Его собственный родственник, служитель Божий епископ Адольф? Склонности, культурный уровень, интеллект этих грубых и неумных солдафонов способны раз и навсегда отвратить от наследственного дворянства. Дикое мужичье, которое никогда и не пыталось хоть чему–то научиться; маньяки разводов и парадов, упоенно зубрящие устав и не знающие толком собственного немецкого языка. Нелепые грубияны, обожающие непристойную ругань, не умеющие произнести нескольких фраз без поминания чертей или половых действий. Люди, настолько не уважающие самих себя, что способны избивать женщин и священников. Хамы, неизвестно с какой стати презирающие ученость, культуру, честь, высокий образ мыслей (может быть, как раз потому, что «зелен виноград»?), насмешливо фыркающие из своей казармы вслед всему, до чего не в силах дойти их убогое воображение. Вот кто они — люди того общественного слоя, к которому принадлежал Карл Фридрих и в котором воспитывался его сын и наследник, Карл Петер Ульрих.
И это кто — герцоги?! Графы?! Короли?! Да, уважаемый читатель, именно так. Кто хочет и дальше предаваться иллюзиям по поводу «утонченного и образованного дворянства», милости прошу. Но в том–то и дело, что это титулованное быдло и есть довольно типичная среда немецкого дворянства, в том числе и высшего. Карл Петер Ульрих даже для этой среды излишне туп и ограничен, но, во–первых, вполне в типичных для нее пределах — так, предельный вариант нормы, не более.
А во–вторых, для этих его крайностей есть очень, очень веские причины…
Во–первых, Карл Петер Ульрих очень одинок. Мало у кого нет матери и мало чей отец так равнодушен к своему ребенку. Для него уход в казарму — это уход в мир, который готов его принять, отвести подобающее место, дать друзей, толику душевного тепла. Для этого совершенно не обязательно быть принцем или юным герцогом, и, став секунд–лейтенантом, Карл Петер Ульрих во время дружеской пирушки просит других младших офицеров называть его на «ты». Очень уж он хочет быть «своим»…
А во–вторых, есть в судьбе этого наследника трех корон (шведской, русской и голштинской) некая странность — его готовят к царствованию ещё меньше, чем готовили его мать или тетку. Отказывая мальчику в принадлежащем по праву, из зависти ли или из–за злого разочарования, родственники нашпиговывают парня нравами и представлениями немецкой казармы.
Очередная мина под государство Российское? Вот это наверняка не так, это скорее мина под Швецию. И, конечно же, под собственное герцогство.
ПЛЕМЯННИК И ТЕТКА
Елизавета пришла в ужас, увидев первый раз племянника: тощий, с нездоровым цветом лица, болезненный, да к тому же совершенно не говорит по–русски… Откормить! Первое — откормить! Эту часть родственной заботы Карл Петер Ульрих очень оценил, и месяца два почти беспрерывно что–то ел, на зависть оставшимся в Голштинии.
Так же быстро Карла Петера Ульриха перекрестили в православие, назвали Пётром Федоровичем и провозгласили наследником престола. С этим не было трудностей.