Правда о «золотом веке» Екатерины

Насколько розга «разум во главу детям вгоняет», сказать трудно, вроде бы наука не знает таких достоверных свидетельств, но вот что на характеры людей она оказывает очень разное влияние — это факт. Сестры Анны, Екатерина и Прасковья, несмотря на маменькины педагогические убеждения, оставались девицами веселыми и бойкими, хотя и они как–то не блистали особенным интеллектом. Ну а вот Анна становилась не по годам угрюмой да к тому же и учиться очень не любила — добрая маменька, «не худа, а добра желая», очень внимательно следила за её занятиями. Результат? Анна училась у немецкого учителя с 6 лет, но до конца своих дней — после многих лет жизни в Митаве, после романа с Бироном, длившегося то ли 13 лет, то ли даже 22 года, словом, по–немецки Анна и к концу жизни говорила с акцентом и плохо, а писать почти что не могла (впрочем, как и по–русски). Странным образом педагогические приемы её маменьки не завострили ума Анны и нисколько не напрягли её памяти.

Может быть, дело еще и в том, что Екатерину и Прасковью мама любила, а вот Анну — не очень. По крайней мере, мать любила её меньше всех, и отношения у взрослой Анны с маменькой были довольно напряженные. Вот Екатерина и Прасковья, несмотря на педагогические приемы матушки, росли достаточно счастливыми девицами и, когда выросли, поддерживали с мамой стабильно хорошие отношения.

Вот эту–то нелюбимую племянницу и отдал Петр за жалкого потомка свирепых остзейских (По–немецки Балтийское море называется Ostsehe — в буквальном переводе «восточное озеро». Отсюда и название — Ostsehegebiet — «остзейский край», который населяли «остзейские немцы», то есть немцы, переселившиеся на территорию Ливонского и Тевтонского орденов в XII—XVI веках) баронов с откровенным желанием — наложить лапу на Курляндское герцогство. Для нравов эпохи довольно характерно, что Анна и Фридрих–Вильгельм обменялись любовными письмами, ни разу не видя друг друга. Иногда жениху показывали портрет невесты (тоже характерно, что не наоборот), но в этом случае и такого ничего не было. Молодые люди должны были жениться, это дело решил без них, и они послушно изобразили влюбленность…

Свадьба состоялась 31 октября 1710 года, и Анна овдовела почти сразу — молодые супруги только выехал из Петербурга в Митаву, как герцог Фридрих–Вильгельм умер 10 января на мызе Дудергоф.

Очень возможно, герцог попросту не выдержал очередной попойки в компании Петра I, помер он наутро после алкогольного «состязания» с новым родственником. Анна Ивановна осталась одна и с очень ограниченными средствами к существованию. После смерти супруга она пыталась вернуться в Россию, в Петербург, но добрый дядюшка, царь Московии и вскоре император Российской империи, выпроводил её обратно. Петра I как нельзя больше устраивало, чтобы на престоле Курляндии сидела его племянница, пусть даже не имея никакой реальной власти.

Несколько раз появлялась возможность выдать Анну Ивановну замуж, и всякий раз Петр эту возможность пресекал: международное положение Курляндии было очень неопределенным, шатким, и любой брак герцогини Курляндии мог нарушить хрупкое равновесие. А на Прибалтику Пётр последовательно накладывал лапу. Чем вообще слабее была Курляндия, чем меньше она была способна проводить самостоятельную политику — тем лучше!

А что до вечной нужды Анны, ее униженности — у Петра, случалось, и солдаты умирали от голода, а к солдатам, при всей своей грубости и жестокости, он относился несравненно лучше, чем к своим детям, а уж тем более — к племянницам, к дочерям нелюбимого брата.

И осталась Анна, герцогиня Курляндская, не просто одна, а фактически выгнанная из России, без чьей бы то ни было помощи. Курляндия в то время была своего рода «дворянской республикой», вроде Речи Посполитой. Но в Польше считалось неприличным для шляхтича не получить хоть какого–то образования. А вот про прибалтийских баронов редко говорили без употребления таких славных, почтительных эпитетов, как «дубообразные» или «тупые, как селедки». Почему именно селедка пользовалась такой плохой репутацией у студентов города Кёнигсберга, мне не удалось установить. Вроде рыба как раз довольно умная и хитрая…

Но во всяком случае немецкие бароны из Прибалтики славились прожорливостью, тупостью и пьянством, мало подчинялись своим герцогам, денег для них жалели, а в плане культуры мало отличались от «крепких земле» латышских крестьян, на шее у которых сидели и которых мордовали, как хотели.

Анна была для них чужой и сильно нуждалась порой в самом необходимом, даже в еде. Неоднократно приезжала она в Петербург, буквально попрошайничала и изо всех сил старалась всем понравиться. Поведение приживалки? Несомненно! Но многие Анну Ивановну жалели, потому что видели её униженной, поставленной в тяжелое положение и к тому же старающейся быть приятной. На её избрание оказало воздействие и это — ох, до чего любят на Руси несчастненьких!