Правда об Ираке или Битва в Месопотамии

Если корень угрозы в недовольстве последствиями модернизации, то питательной средой для терроризма является нищета и обездоленность. Если же, напротив, все дело в глубочайших культурно-цивилизационных различиях, то единственной адекватной реакцией становится имперская завоевательная политика. Вопрос ставится так: что делать промышленно развитым странам с «варварами», вставшими у ворот: откупиться от них или? Оба эти варианта представляют собой разные элементы старого и неэффективного «древнеримского» рецепта: покорить «варваров» или соблазнить их минимальным процветанием. Первый элемент символизирует «воинственное высокомерие», второй – корыстное покровительствование. И в том и в другом случае средство достижения цели – усилить модернизацию «золотого миллиарда». Во втором случае – создать благожелательную гегемонию.

«"Полный вперед", – пишет ведущий американский социолог Иммануил Воллерстайн – это девиз нынешней администрации, поскольку, если они ослабят темп, то будут выглядеть очень глупо, а поражение позже кажется менее болезненным, чем крах сегодня». Но, если бы стоящие на первой позиции «неоконы» были в развернувшейся долговременной войне побеждающей стороной, то мы бы уже видели силовые действия против Ирака и Афганистана гораздо раньше. Сейчас мы наблюдали бы за ударами по Северной Корее и Ирану. Напротив, мы видим первые попытки контактов республиканской администрации с обеими этими странами.

Это два типа западного ответа на вызов времени. Отвечая на этот вызов, политики промышленно развитого мира уже начинают отказываться от убеждености в том, что будто технический прогресс автоматически несет с собой процветание, а значит, как по волшебству, и решение проблемы ценностных разногласий. Им необходимо обдумать вопрос о ценностях и традициях, и четко высказаться по этому поводу.

Но не все уже зависит – как это было пять столетий – от воли Запада. Подъем Китая и Индии сместил акценты, породил вероятие столкновения цивилизаций. Авантюра на месопотамской равнине – один из последних эпизодов американского всевластия.

Она началась лихо и с полной убежденностью в способность Америки творить мир по своему желанию. Прибывшему в Пентагон генералу Уэсли Кларку, знакомый генерал сказал: «Война против Ирака рассматривалась как часть кампании, рассчитанной на пять лет. За Ираком последуют Сирия, Ливан, Иран, Сомали и Судан»[291]. Но уже через три года столь лихой подход обнаружил свою цену и Вашингтон перестал озвучивать подобные планы.

В Америке достаточно трезвых людей, не опьяненных положением единственной сверхдержавы. Быстро выигранная война (против армии Саддама) обратилась в Ираке (да и в Афганистане) – в теряемый мир (против Ирака как общества шиитов, суннитов, курдов). Уже сегодня Иммануэль Воллерстайн спрашивает, почему «нашим главным военным ответом на акты террора было вторжение в страну, которая не имела ничего общего с атакой 11 сентября?»

Сектантское насилие, разгоревшееся между шиитами и суннитами, грозит тем, что Ирак вместо достойной внимания и повторения демократии превратится в государство, охваченное тотальной гражданской войной и хаосом. Генерал Кейси сказал корреспонденту СНН, что конфликт будет долгим. «У повстанцев нет проблем с вербовкой новых рекрутов, в их распоряжении постоянно есть множество оружия и амуниции, которые ранее находились на бывших армейских складах, расположенных на территории всего Ирака».

Стратегическая усталость

Только на шестом году правления президент Джордж Буш-младший вымученно сказал, что реализация внешней политики «тяжелая работа». В Вашингтоне наконец заговорили о том, что «сократившийся торговый вес Соединенных Штатов в ВТО ныне исключает успешный односторонний курс этой страны в ней»[292]. Киотский протокол к концу правления Буша-младшего стал обсуждаемой темой. То же можно сказать и о Оттавской конвенции о запрете полевых мин, статуте Международного уголовного суда (МУС). Всем стало очевидно, что американское игнорирование этих договоренностей «не убило» их. Обозреватель римских переговоров по Международному суду заметил: «Прочие делегации ощутили, что надо остановить практику уступок Соединенным Штатам – те никогда не будут полностью удовлетворены и в конечном счете так и не подпишут международный договор о МУС. Решено идти вперед самостоятельно»[293].

При этом стало заметно, что государственный секретарь Кондолиза Райс в определенной степени отошла от недавней очевидной черты – презрительного отношения к международным организациям.

В Вашингтоне стало приемлемым говорить об уходе из Ирака и Афганистана, даже если повстанческое движение не будет задавлено ни в одной из этих стран. Давление на Северную Корею, Иран, Сирию, Венесуэлу ослабло. В правительственную политику США возвратился традиционный упор на государственный департамент, как на заглавного проводника внешней политики страны.