Правда против лжи. О Великой Отечественной войне

Солженицын бичевал в «Архипелаге ГУЛАГ» «слепоту я безумие» «дипломатического и военного окружения Сталина, в 1940–41 годах»: «Кто ж, как не они, ввергли Россию в позорные невиданные поражения, не сравнимые с поражениями царской России в 1904 или 1915 году?». Чтобы понять главный изъян в этом обличении, достаточно вспомнить, как закончились войны с Японией в 1905 г. и Германией в 1917 г. Предвоенная советская внешняя политика заслуживает высокой оценки. Симонов в книге «Разные дни войны» спрашивал: «… почему тогда, в первую мировую, на второй год боев, к концу пятнадцатого года, немцы заняли всего-навсего лишь территорию царства Польского и часть Прибалтики, а в эту войну на второй год дошли до Волги?» По его признанию, он сначала не учитывал того, что «Вторая мировая война столкнула Советский Союз с неизмеримо более сильным противником, чем тот, с которым воевала царская Россия». Он «забывал и о громадной разнице в соотношении сил, и о грозно выросшей быстроте реализации временных преимуществ, которые дала нападающему техника времен этой войны, по сравнению с техникой времен той». Он «забывал, что на протяжении всей первой мировой войны против русских армий на Восточном фронте… действовало максимум около трети всех сил и средств германской армии, а ее главные силы оставались на западе» (Т.9. С.224). В 1941 г. у немцев на Западе было около одной трети военных сил, а вскоре там осталось еще меньше.

Лебедев спрашивал: «Почему мой двадцатилетний отец бежал — не отступал планово, организованно, — а бежал в числе других солдат от Брест-Литовска до Москвы?» Стоит защитить его отца. Если бы он только бежал, а не сражался с немцами, то за 5 месяцев, которые понадобились им, чтобы подойти к Москве, оказался бы за Уралом. Это объяснение не отменяет вопроса: были ли неотвратимы в начале войны наши столь большие поражения? Как отмечалось, они были во многом связаны с ошибкой нашего руководства в определении намерений нацистского правительства, германская агрессия для нашей армии и народа оказалась внезапной. Р. Медведев писал, что наша кадровая «армия была разбита и окружена в первые дни и недели войны из-за преступных просчетов Сталина, не сумевшего подготовить ни армию, ни страну к войне, из-за нелепых и глупых распоряжений Сталина в первый же день войны, из-за его ухода со своего поста в первую неделю войны» (Пр.18.12.1989). Хрущев и Микоян говорили о деморализации Сталина в первые дни войны. Мерцалов заявил, что в первые дни войны и в октябре 1941 г. Сталин находился в состоянии шока М. Захарчук писал о «двухнедельной прострации вождя, когда он по существу выронил из рук власть» (Пр. 10.05.1997). Вероломное нападение Германии не могло не повлиять на душевное состояние Сталина, личный охранник вождя А. Рыбин заметил, что «он как-то враз почернел, осунулся, стали особенно выделяться оспины» (СР.4.06.1994). Но Сталин, обладая огромной силой воли, сразу взял себя в руки, 22 июня он принял ряд руководителей, провел заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором был рассмотрен вопрос о военном положении страны. В последующие дни и ночи, он, как и всю войну, напряженно работал, с 22 по 28-е июня 117 раз встречался с 42 военными, партийными, государственными и хозяйственными руководителями. Это зафиксировано в тетради, в которой вели записи дежурные в его приемной, их можно прочитать в журнале «Известия ЦК КПСС» (199О.№ 6. С. 216–220). Сталин отдавал, случалось, неразумные приказы, разделил с рядом генералов вину за разгром киевской группировки, но он не уходил со своего поста, не уезжал, поддавшись панике, в Куйбышев, как писал Солженицын в романе «В круге первом», 7 ноября 1941 г. был в Москве на параде на Красной площади. Он внес огромный вклад в нашу победу, «неправильно объяснять неудачное начало войны исключительно ошибками Сталина» (А. Василевский). По словам Жукова, он «добивался почти невозможного в организации обороны Москвы».