Правда сталинских репрессий

(Даю в скобках краткое отступление, касающееся двух из названных поэтов. Если Александр Блок воспринимал "русский бунт" в той или иной мере "со стороны", то «преступный», по определению Троцкого, Сергей Есенин ощущал — пусть и в известной степени — свою прямую причастность этому бунту, что, по-видимому, выразилось (хотя и не адекватно) в его словах из автобиографии, написанной 14 мая 1922 года: "В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее"; и из письма от 7 февраля 1923 года: "Я перестал понимать, к какой революции я принадлежал? Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской… В нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь". Следует обратить внимание на тот факт, что Блок — как и Бунин в "Окаянных днях" — все же в определенной мере склонен был отождествлять большевиков и русский бунт; так, его двенадцать сами говорят друг другу "над собой держи контроль", хотя на деле это требовали от них другие. Между тем у Есенина — хотя бы в его драматической поэме "Страна негодяев" — ясно разграничены русский бунт и ставящий задачей «укротить» его большевик Чекистов-Лейбман).

Как мы видели, Троцкий полагал, что "русский бунт" по своей сути направлен против той революции, одним из "самых выдающихся вождей" (по определению Ленина) которой он был и которую он (см. выше) счел уместным охарактеризовать как "бешеное (!) восстание" против этого самого беспредельного и (по ироническому определению самого Троцкого) «святого» русского бунта, — «восстание», преследующее цель "утверждения власти".

Но вместе с тем нельзя не видеть, что Троцкий и его сподвижники смогли оказаться у власти именно и только благодаря этому русскому бунту, который означал ликвидацию власти вообще. Большевики ведь, в сущности, не захватили, не завоевали, но лишь подняли выпавшую из рук их предшественников власть; во время Октябрьского переворота даже почти не было человеческих жертв, хотя вроде бы совершился "решительный бой". Но затем жертвы стали исчисляться миллионами, ибо большевикам пришлось в полном смысле слова «бешено» бороться за удержание и упрочение власти…

При этом дело шло как о вертикали власти (новые правящие «верхи» — и «низы», которых еще нужно было "подчинить"), так и об её горизонтали — то есть об овладении всем гигантским пространством России, ибо распад государственности после Февраля закономерно привел к распаду самой страны.

Александр Блок записал 12 июля 1917 года: «Отделение» Финляндии и Украины сегодня вдруг испугало меня. Я начинаю бояться за "Великую Россию"…" (т. 7, с. 279). Речь шла о событиях, описанных в "Очерках русской смуты" А.И. Деникина так: "Весь май и июнь (1917 года. — В.К.) протекали в борьбе за власть между правительством (Временным, в Петрограде. — В.К.) и самочинно возникшей на Украине Центральной Радой, причем собравшийся без разрешения 8 июня Всеукраинский военный съезд потребовал от правительства (Петроградского. — В.К.), чтобы оно немедленно признало все требования, предъявляемые Центральной Радой… 12 июня объявлен универсал об автономии Украины и образован секретариат (совет министров)… Центральная Рада и секретариат, захватывая постепенно в свои руки управление… дискредитировали общерусскую власть, вызывали междоусобную рознь…" ("Вопросы истории", 1990, N 5, с. 146–147).

В сентябре вслед за Украиной начал отделяться Северный Кавказ, где (в Екатеринодаре) возникло "Объединенное правительство Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей", в ноябре — Закавказье (основание "Закавказского комиссариата" в Тифлисе), в декабре — Молдавия (Бессарабия) и Литва и т. д. Провозглашали свою «независимость» и отдельные регионы, губернии и даже уезды! Следует обратить внимание на тот выразительный факт, что позднее против различных «независимых» властей в России боролись в равной мере и Красная, и Белая армии (например, против правительств Петлюры и Жордании).

Возникновение "независимых государств" с неизбежностью порождало кровавые межнациональные конфликты, в частности в Закавказье. Страдали и жившие здесь русские: "В то время как закавказские народы в огне и крови разрешали вопросы своего бытия, — рассказывал 75 лет назад А.И. Деникин, — в стороне от борьбы, но жестоко страдая от её последствий, стояло полумиллионное русское население края (Закавказья. — В.К.), а также те, кто, не принадлежа к русской национальности, признавали себя все же российскими подданными. Попав в положение «иностранцев», лишенные участия в государственной жизни… под угрозой суровых законов… о «подданстве»… русские люди теряли окончательно почву под ногами… Я не говорю уже о моральном самочувствии людей, которым закавказская пресса и стенограммы национальных советов подносили беззастенчивую хулу на Россию и повествование о "рабстве, насилиях, притеснениях, о море крови, пролитом свергнутой властью"… Их крови, которая ведь перестала напрасно литься только со времени водворения… "русского владычества"…" (там же, 1992, N 4–5, с. 97).