Правда сталинских репрессий

"Без строгих и стройных ограничений… русское общество, и без того довольно эгалитарное по привычкам (в этом отношении оно, конечно, во многом превосходит общества стран Запада), помчится быстрее всякого другого (курсив мой. — В.К.) по смертному пути*всесмешения"*(с. 684).

Благодаря усилиям либеральных врагов Константина Леонтьева широчайшую известность приобрели его слова (многие только их и знают из всего наследия мыслителя!): "…надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не "гнила"…" (с. 246), — слова, которые понимают как призыв к всемерному ужесточению власти царя и Церкви.

Слова эти написаны в 1880 году, и, возможно, Леонтьев вкладывал в них тогда именно такой смысл. Но определенное упрочение самодержавной власти при Александре III, после убийства 1 марта 1881 года его отца, в конечном счете «разочаровало» мыслителя. В 1887 году (ровно за тридцать лет до 1917-го) он писал — явно не без глубокого сомнения: "Будем надеяться, что теперешнее движение русской мысли, реакционное, скажем прямо, движение — не эфемерно…" (с. 440). А в 1891 году, незадолго до кончины, Константин Николаевич "кается":

"Сознаюсь — мои надежды на культурное будущее России за последнее время стали все более и более колебаться… теперь, когда… в реакции этой живешь — и видишь все-таки, до чего она неглубока и нерешительна, поневоле усомнишься и скажешь себе: "только-то?"…" (с. 675).

Но надежды на то, что грядущий социализм (а не «традиционная» российская власть) «подморозит» Россию, которая в противном случае будет «гнить», не оставляла Леонтьева до конца.

Если же этого не произойдет, остается еще «выход», о коем за полгода до своей кончины Леонтьев написал В.В. Розанову: "Вообще же полагаю, что китайцы назначены завоевать Россию, когда смешение наше (с европейцами и т. п.) дойдет до высшей своей точки…" (Константин Леонтьев. Письма к Василию Розанову. London, 1981, с. 83).

Это может показаться ироническим парадоксом мыслителя, однако не следует недооценивать его прозорливость. Леонтьев предвидел еще в 1880 году, что "если бы русский народ доведен был преступными замыслами, дальнейшим подражанием Западу или мягкосердечным потворством (все это имело место к 1917 году. — В.К.) до состояния временного безначалия (читай — Временного правительства. — В.К.), то именно те крайности и те ужасы, до которых он дошел бы со свойственным ему молодечеством, духом разрушения и страстью к безумному пьянству, разрешились бы опять по его же собственной воле такими суровыми порядками, каких мы еще и не видывали, может быть!" (там же, с. 281).

Поначалу "собственную волю" нелегко было устремить к наведению "суровых порядков", и очень существенную роль сыграли в ходе Гражданской войны так называемые "интернациональные отряды", в которые, в частности, входили десятки тысяч приехавших ранее в Россию на заработки китайцев; они, например, в составе 10-й Красной армии подавляли восстание донских казаков, что нашло отражение в "Тихом Доне"…

Ныне достаточно широко распространено убеждение, что социализм-коммунизм окончательно погубил Россию… Правда, наиболее серьезные приверженцы этого убеждения делают подчас очень многозначительные «оговорки». Так, истинный и последовательный антикоммунист Михаил Назаров, с презрением воспринимающий завывания «перевернувшихся» вчерашних членов КПСС, говорил еще в 1990 году о семидесятилетнем социалистическо-коммунистическом периоде истории России:

"Необходимо увидеть в национал-большевизме — патриотизм, в покорности угнетению — терпеливость и жертвенность, в ханжестве — целомудрие и нравственный консерватизм, в коллективизме — соборность и даже в просоциалистических симпатиях — стремление к справедливости и антибуржуазность как отказ от преобладания материалистических целей в жизни" (Назаров Михаил, Историософия Смутного времени. М., 1993, с. 123).

Есть достаточные основания полагать, что если бы за Февралем 1917-го не последовал Октябрь (хотя, вообщето, он явно был неизбежен), сегодня нельзя было бы утверждать что-либо подобное; Назаров, в сущности, говорит post factum, в 1990 году, о том же, о чем Леонтьев говорил ante factum — в 1890-м…