Правда танкового аса. «Бронебойным, огонь!»

Ранней весной 1953 года проводились фронтовые командно-штабные учения. Мы поехали на командный пункт 1-й танковой армии, командовал которой генерал-лейтенант П.Д.Говоруненко, под началом которого я служил во время войны. Пока ехали, мне вспомнился февральский день в Венгрии, когда Говоруненко покровительственно заявил, что готов помочь нам, молодым офицерам, разобраться во всем, «кроме, может быть, высшей математики». Мне хотелось увидеть, каким командармом стал мой бывший командир, – я был уверен, что он успешно отчитается перед Главкомом.

На командном пункте, расположившемся в живописном лесу, Чуйкова встретил располневший Говоруненко. Сопровождая Главкома, командарм суетился, лебезил, заискивающе задавал неуместные вопросы. Чуйков молча вошел в просторную штабную палатку и сразу начал заслушивать доклады об обстановке:

– Разведка готова доложить данные о противнике?

– Так точно.

– Тогда докладывай.

Начальник разведотдела начал докладывать, запинаясь. Чуйков делает первое замечание, – тот совсем теряется. Второе замечание, – тот почти замолчал. Чуйков разозлился:

– Ты что, ничего не знаешь?

– У меня все написано.

– Ты должен знать без всяких записей. Кто докладывает следующим?

– Начальник оперативного отдела, за свои войска.

– Свои-то войска знаешь, наверное?

– Так точно, – доложил офицер, но в процессе доклада тоже растерялся.

Чуйков вышел из себя:

– Командарм, как же ты готовишься к принятию решения, когда у тебя такие помощники? Что они тебе внятного могут сказать? Как ты будешь решения принимать? Ты тоже ничего не знаешь! Ни хрена ты не готов, ничего ты не знаешь. Как же ты армией командуешь?! Хорошо послушаем, что ты там нарешал.

К моему удивлению, свой доклад Говоруненко начал робко, неуверенно. Чуйков часто обрывал его, что еще больше выбило командарма из равновесия. Под конец он совсем растерялся и глупо моргал глазами, походя на школьника, не выучившего урок. Я смотрел и думал: «Вот она, армейская действительность: ты начальник – я дурак. Я начальник – ты дурак». Чуйков прервал доклад, подошел к карте, на которой было отображено решение, сорвал ее:

– Учение отменяется. Вам двое суток на подготовку. Через двое суток приеду, проверю. – И вышел.

В молчании мы поехали по узким немецким дорогам на командный пункт 3-й армии под Магдебург. Впереди, на правом сиденье, сидел угрюмый, насупившийся Чуйков, за рулем был его водитель Хмелев, который возил Чуйкова еще со Сталинграда, сзади сидели я и ординарец. Ехали мы быстро. Впереди показалась небольшая армейская колонна нестройно идущих автомашин. Слабо подготовленные водители вели тяжелые грузовики неуверенно, стараясь придерживаться осевой линии, заданную скорость и дистанцию не выдерживали. Обгонять машины на узкой дороге практически без обочины, обсаженной мощными черешнями, даже такому опытному водителю, как Хмелев, было трудно. Рискуя столкнуться или с машиной, или с придорожными деревьями, он тем не менее обогнал несколько грузовиков. Вижу – Чуйков заводится, начинает нервничать, затем ерзать на сиденье, то подаваясь вперед, то откидываясь назад. Шея его побагровела. Наконец он взрывается:

– Обгоняй!

– Как я их обгоню, если они так идут? Разобьемся, – спокойно отвечает водитель.

– Обгоняй и не рассуждай! – грозно крикнул Чуйков. Но Хмелеву опять не удалось обогнать грузовик, который вилял по шоссе. Оборачиваясь ко мне, Чуйков орет:

– Стреляй!

– Как стрелять? – спрашиваю я. – У меня и пистолета нет.

– А на кой… ты со мной ездишь тогда?! – И тут же набросился на ординарца:

– И у тебя нет оружия?!

– Никак нет! Есть! – испуганно ответил тот.

– Стреляй!

– Куда стрелять, товарищ Главнокомандующий?!

– По колесам, по скатам! – уже просто вопил разъяренный Чуйков.

Я тихо шепнул ординарцу:

– Стреляй ниже, по дороге.

Так, ведя стрельбу из пистолета, мы с трудом обогнали все машины.

– Стой! – заорал Чуйков. Хмелев, чуть проскочив вперед, перекрыл дорогу. Передняя машина колонны, затормозив, остановилась. Чуйков выскочил из машины и бегом направился к правой двери грузовика, где должен был сидеть старший колонны. Полы шинели развевались, фуражка сбилась набекрень, лицо исказилось в лютой злобе. Он со всей силой рванул дверцу машины на себя и онемел от удивления. Голова колонны ушла вперед, это был всего лишь разрыв в ней. Вместо начальника колонны сидела молоденькая и довольно симпатичная девчонка, державшая на коленях пишущую машинку. Главком на какое-то мгновение даже потерял дар речи и, как рыба, вытащенная из воды, искаженным от злобы приоткрытым ртом хватал воздух, ноздри его дико раздувались. Плохо соображая и с трудом подбирая слова, он взревел:

– А это еще что за б….?!!

Перепуганная насмерть девчонка еле слышно пролепетала:

– Товарищ генерал, я не б…., я машинистка.

Чуйков подскочил, как ужаленный, и, яростно стуча кулаком по подножке и растягивая слова, ревел: