Правда выше солнца (СИ)

О нет, он не будет спать. Довольно снов; хватит валяться в волшебной водичке. Он докажет, что достоин быть богом. Докажет, что Локсий неправ. И заставит его вернуть способности.

Да, смерть и кровь, да!!

Кто-то сидел на лестничных ступеньках. Маленькая фигурка съёжилась в комок, пряча лицо в рассыпавшихся волосах.

– Мелита! – удивленно окликнул Кадмил.

Она вскочила, подбежала, бросилась на шею. Обняла так, что он вскрикнул. Плача, принялась целовать его щёки, губы, глаза.

– Я так боялась, – всхлипывала она, – думала, что ты умер, ждала, ждала, ты всё не просыпался… Думала, уж не проснёшься… О боги, боги, как же долго…

Кадмил обнял Мелиту, борясь с желанием повиснуть, держась за её плечи.

– Зря боялась, – прохрипел он. – Меня не так просто убить, ха!

– Тебя очень просто убить, дурачок, – сердито шмыгая носом, отозвалась она. – Я всё знаю. Если бы Локсий не вернулся с Батима, и если бы не Орсилора…

Со слухом делалось что-то странное: голос Мелиты то отдалялся, то становился громче, словно под порывами ветра. Зрение тоже не давало скучать. Кристаллы под потолком мельтешили, норовя сложиться в мозаику, переливались радугой, весело раскачивались. «Похоже, придётся всё же прислушаться к совету Локсия, – вяло подумал Кадмил. – Но только один раз. Только разочек…»

– Любовь моя, – с трудом сказал он, – мне, кажется, стоит прилечь.

Она подставила плечо, и Кадмил, пошатнувшись, вцепился в её одежду.

– Пойдём, – пропыхтела Мелита, – провожу тебя в покои и уложу в постель. Ты совсем белый и шатаешься.

– А что, – усмехнулся он запекшимися губами, – насчет постели хорошая мысль. Может быть...

– Я спала с богом, – перебила Мелита, – но никогда не хотела спать с трупом. Сперва приди в себя, потом уж начинай.

Они стали спускаться по лестнице – ступенька за ступенькой. Ноги вновь налились горячей болью, спину разломило, и Кадмил со стыдом признался себе, что без Мелиты ему пришлось бы, скорей всего, ползти. У входа на четвёртый этаж силы оставили его окончательно. Воздух превратился в кисель, каждое движение давалось с неимоверным трудом. В какой-то момент он обнаружил, что больше не ковыляет, опершись на плечо Мелиты, а сидит, прислонившись к стене, и виноградные листья щекочут лицо.

Словно приглушенные толстой периной, глухо звучали чьи-то крики, шум, топот. Над Кадмилом склонились стражники, которые, он помнил, охраняли зарядную комнату. Подхватили подмышки, взяли за ноги. Понесли. «Теперь вам, ребятам, придётся охранять каморку от меня самого», – сказал он с усмешкой. А, может, не сказал; никто не дал понять, что его слышит. На границе взгляда мелькало бледное, некрасивое от жалости лицо Мелиты. Или то было лицо одной из статуй в галерее?

Наконец, солнечный свет померк, мраморный потолок, маячивший перед глазами, сменился знакомыми деревянными стропилами. Кадмил понял, что очутился в своих личных покоях. И с наслаждением вздохнул, почуяв под лопатками простыни родной кровати.

Кто-то в белом мял его предплечье, говорил опасливым полушёпотом. Мелита горячилась, чего-то требовала, кажется, даже грозила. Затем в сгиб локтя воткнулась игла.

И вскоре всё пошло на лад.

Горячий кисель растворился в дуновении ветра. Боль, ошейником сжимавшая горло, утихла, стало легко дышать. Кадмил поискал глазами Мелиту – позвать, взять за руку, поблагодарить – но в комнате никого не было. Его оставили в покое.

Он раскинулся на кровати, потянулся всем телом и какое-то время пребывал в истоме, без мыслей, без тревог. Ждал сна, но сон не шёл. Вместо того, напротив, голова прояснилась, а затем появился некий мощный и жизнеутверждающий позыв, что требовал немедленного утоления.

Каковой позыв и был утолён, благо комнатку со всем необходимым предусмотрительно спланировали близ спальни.

Вернувшись, Кадмил с кряхтением улёгся поверх простыней и принялся размышлять.

Нужно как можно скорей вернуть всё, что потеряно.

Нужно заставить Локсия признать неправоту.

Нужно восстановить репутацию.

Быстрей всего это выйдет, если самому докопаться до истоков распространения алитеи. Найти её авторов – подлинных авторов – и предоставить Локсию. Придётся, конечно, попотеть, особенно теперь, когда лишён божественных сил.

«Да и хрен с ними, с силами, – думал Кадмил, глядя в сумрак. – Не могу летать? Не умею становиться невидимкой? Потерял дар убеждения? Плевать. Зато снова есть голова на плечах. Язык слушается, руки-ноги тоже. Немного времени, и Локсий не просто вернёт мне способности – он будет молить о прощении, старый, тупоумный, самовлюблённый колдун».

Итак, опять алитея. С чего бы начать? Орсилора, похоже, и вправду ни при чём. Если бы она планировала ослабить и захватить Элладу, то не стала бы возвращать Кадмила к жизни и объединяться с Локсием, а немедленно объявила бы войну. Нет, Орсилора невиновна. В таком случае, остаются два предположения.