Кадмила передернуло – то ли от холодных струй дождя, пробравшихся за ворот хитона, то ли от издёвки в голосе Спиро, спрятанной бесконечно глубоко, но от этого ещё более ядовитой. Он потянулся к голове поправить шляпу. Пальцы наткнулись на мокрые волосы, и Кадмил, ругнувшись сквозь зубы, опустил руку.
Да, у Пирейских ворот удалось сработать чисто и незаметно. Пятеро стражников дремали в караулке, и, когда один из них выглянул с факелом, то едва успел удивиться тому, какая толпа валит в Афины среди ночи. После чего получил парализующий разряд в голову. Рядом с ним легли остальные четверо. Лудии связали служивых по рукам и ногам, оттащили в караулку и оставили приходить в себя. Утром придёт начальник – развяжет.
– А что с теми, которые охраняют покои? – не унимался Спиро. – Те, что внутри? Они-то будут драться насмерть. Их тоже того… оглушить? Может, ещё уложить помягче, чтобы бока не намяли?
Акрион явственно скрипнул зубами.
– Я понимаю, что без жертв не обойдётся, – сказал он. – Просто хочу, чтобы их было как можно меньше.
Дорога между тем пошла в гору: они приближались к Царскому холму. Кадмил обернулся туда, где в шуршащей дождём темноте угадывалась фигура Акриона, и хотел ещё раз обговорить план наступления. Но не смог произнести ни слова.
Накатила странная дурнота. Обожгла шею, ударила в виски. Дождливая тьма вокруг стала ещё чернее, и Кадмил ощутил чудовищную, неодолимую тоску, будто вернулся в край посмертия. В Разрыв.
Так уже бывало. Впервые он испытал подобное ещё в Вареуме, когда ввалился с Акрионом и Меттеем на постоялый двор. Позднее, в школе лудиев, это повторилось. И на «Саламинии» было два раза. Словно бы опять глядел в лицо пустоте и забвению, брёл под ледяными звёздами к горизонту, одинокий, заплутавший, потерянный в бескрайнем Ничто.
Прежде такого Кадмил за собой никогда не замечал.
Прежде – то есть, до того, как…
«Нет, нет, – подумал он в панике, – нет, чушь!»
…До того, как перестал быть богом.
«Я просто умер, а потом ожил, – взмолился Кадмил неведомо кому. – Просто вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Такое, видно, не проходит без последствий. И вот они, последствия. Это излечится. Обязательно излечится!»
«Ты и раньше умирал, – возразил неведомо кто. Спокойный голос звучал в голове, будто отвечая на вопрос, который Кадмил боялся задать. – Умирал, когда был мальчишкой. И ничего такого не происходило, хотя Локсий вытащил тебя из Разрыва, так же, как сделал это снова, месяц назад. Просто ты изменился – с тех пор, как был запуганным ребёнком из погибшего Коринфа».
«Нет!»
«Да. Ты знаешь, что изменился, и не в лучшую сторону».
«Прочь! Сгинь!»
«Ты совершил много зла».
«Я делал то, что должен был делать!»
«Ты делал то, что считал нужным. И это было зло. Теперь ты чуешь его под сердцем. Сколько людей ты убил? Сколько изменил судеб? И ради чего?»
«Смерть и кровь, заткнись!!»
«А человеческое Сопротивление? Если ты прав в своих догадках, и если Эвника расскажет о заговоре Локсию, то жертв его гнева будет не счесть. И это тоже ляжет на твои плечи…»
–…Кадмил?
Он очнулся. Вытер влагу с лица. Проклятый дождь. Проклятая погода. Проклятые человечки.
– Да? – в горле драло и першило, будто проглотил морского ежа. – Что?
– Ворота заперты, – Акрион протянул руку, едва видимую в темноте. – Ты перелетишь через стену? Нужно оглушить стражу керикионом.
Дворцовая стена зыбко белела в паре дюжин шагов впереди. Отряд прибыл на место. Кадмила охватило почти непреодолимое желание разнести ворота разрядом высшей мощности – вместе со стеной, стражниками и парадными дверями дворца. Но не для того он две недели кряду разрабатывал план штурма.
– Стойте здесь, – сказал Кадмил. – Один пойду.
Стена высотой в два мужских роста – не препятствие, когда умеешь летать. Если у тебя отняли способности к полёту, преодолеть такую преграду сложнее, но всё ещё возможно: ведь ты предусмотрительно запасся верёвкой с крюком (на «Саламинии» в подобном барахле не было недостатка). Беда в том, что в голове твоей стучит боль, как будто мозг превратился в горячий камень, а позвоночник поджаривает незримое ледяное пламя, и перелезать через вертикальные плоскости в таком состоянии не очень-то легко. Ну, а вовсе невыполнимым становится это упражнение, если вдобавок к перечисленному тебе нужно вскарабкаться на грёбаную стенку так, чтобы стражники по ту сторону не услыхали твоего кряхтенья и стонов.
«На кой хрен я всё это делаю? Ах да, Мелита. Ребёнок. И я снова смогу летать. Проклятие, как же не хватает былых умений именно сейчас».
Однако Кадмил справился. О, смерть, и кровь, и пневма, он справился. Правда, пришлось отойти подальше, чтобы лудии во главе с Акрионом не увидели его жалких потуг. Затем он бесконечно долго, мучительно карабкался вверх, обжигая ладони о верёвку, исходя потом, тихо сипя от натуги и боли. Немного посидел наверху, хватая ртом влажный, пахнущий землёй и терновыми ягодами воздух.
Поправил сумку за плечами и беззвучно соскользнул на землю.