«Весь род, – продолжала эриния, – от Пелона до Ликандра. Вторгались в их сны, терзали кошмарами. Доводили до исступления».
Акрион зажмурился, стиснув зубы. «Сейчас оглохну, – подумал он. – Человеческое ухо не может выдержать такого. Оглохну и перестану их слышать».
«Потом они умирали, – подхватила другая вампирша, с зелёными длинными клыками и дырявыми крыльями. – Уходили в Аид, оставив после себя следы зла ещё худшего, нежели оставляли их отцы. А мы становились сильней. Чем больше беззаконий творили Пелониды, тем больше росла наша ярость».
«Проклятие рода, – добавила третья эриния, вывалив сочащийся ядом раздвоенный язык. – Проклятие падало на любого из отпрысков Пелона. А что они делали, чтобы искупить злодеяния предков?»
«Ничего!» – отозвалась первая тварь.
«Ничего!» – расхохоталась вторая.
– Я не знал о том, кто я, – сказал Акрион. – Меня отлучили от родителей!
Но эринии не услышали. Или сделали вид, что не слышат. Он и сам не различал свой голос, утопавший в пронзительном крике трёх глоток.
«Сейчас, упившись твоими преступлениями, мы сильны, как никогда, – слово опять взяла первая тварь. – Ты – отцеубийца и матереубийца в одном лице. Прежде мы не могли тебя тронуть, потому что имеем власть лишь над царями. Теперь на тебе венец, а под тобой – престол. И ты наш».
«Ты наш»,– хором повторили все втроём.
«Ты убил отца».
«Из-за тебя погибла мать».
«Ты надел царский венец. Ты наш!»
Они начали приближаться. Хлопали крылья, но Акрион ничего не слышал, кроме непереносимого, чудовищного визга. В который раз он зажал уши, но это не помогло: звук раздирал голову изнутри.
– Что теперь будет? – прохрипел он. – Вы станете преследовать меня всю жизнь?
«Да. Мы будем с тобой каждый миг, днём и ночью, пока не обезумеешь от нашего пения».
– Я невиновен! – застонал Акрион. – Я – герой Аполлона. Бог велел отомстить за убийство отца! Велел призвать мать к ответу! И я не убивал её! Не убивал! И отца – не убивал! Это было наваждение!!
«Ты воткнул меч ему в грудь, а потом смыл отцовскую кровь с ладоней. Наваждение или нет, ты убил его собственными руками».
– Я найду способ вас изгнать!
Эринии захохотали: словно целая стая гиен залаяла в голове.
«Как же ты нас изгонишь, дурак, если мы – внутри твоего разума? Эта тьма вокруг – её видишь только ты. На самом деле ты стоишь посреди тронного зала и лепечешь под нос чепуху. Друзья тебя видят безумцем. Безумцем ты и окончишь жизнь».
Акрион отнял ладони от ушей и выпрямился.
– Нет! – сказал он, не обращая внимания на раздирающий визг эриний. – Я – царский сын и царь Эллады! Невиновен и требую суда! Пусть меня судит Аполлон. Он подтвердит, что на мне нет родительской крови. И вы уползете туда, откуда пришли!
Вампирши опять засмеялись.
«Мы можем привести тебя на суд Аполлона, – сказала одна из них и облизнулась змеиным языком. – Но живые смертные не поднимаются к вершине Олимпа. Ты умрёшь, и Гермес проведёт тебя дорогой мёртвых на суд. А потом, если Аполлон сочтет тебя невиновным, то отправит в поля Элизиума. В противном случае, ты окажешься в Аиде. Рядом с Пелоном».
Акрион нашёл силы усмехнуться:
– Гермес Душеводитель – мой друг и наставник. Мы сражались плечом к плечу. Когда Аполлон меня оправдает, Гермес поможет вернуться в мир живых…
Эринии засмеялись ещё страшнее.
«Ты так веришь в своего друга?»
– Я верю в справедливость, – сказал Акрион, не отводя взгляда от узких зрачков чудища. – И верю, что лучше смерть, чем безумие.
Он надеялся, что эринии не могут проникнуть в его мысли, потому что на самом деле с каждым днём всё больше сомневался в надёжности Кадмила. Но кругом клубилась мгла, бескрайняя и вечная, и визг чудовищ готов был лишить Акриона рассудка. «Всё, что угодно, – думал он, – всё, что угодно, лишь бы это прекратилось».
«Ты сам выбрал!» – хором провыли вампирши.
В следующий миг они разом прыгнули на Акриона. Крылья распахнулись и закрыли весь мир, смрад наполнил лёгкие. Он упал на ковёр из раздавленных цветов, успел почувствовать, как его горло рвут игольные клыки, и хотел закричать. Но не смог.
Потому что перестал быть.
Осталась лишь темнота.
Безраздельная, безначальная.
Огромное, неизмеримое ничто, забвение забвения, несуществование несуществования.
Так, в темноте и небытии прошла вечность – или, возможно, один миг…
…А потом Акрион начал быть снова.
Эринии исчезли. Он лежал, наслаждаясь покоем, отдыхая от боли и страха, чувствуя, как возвращается сознание. Так, пробуждаясь утром, постепенно вспоминаешь, что случилось накануне.
Только сейчас он вспоминал собственную жизнь.