Правда жизни

Она медленно шла к двери. Не успела она отодвинуть полог, как постучали снова.

– Иду, иду, – выдохнула Марта.

Несмотря на позднюю осень и почти зимнюю

стужу, человек, стоявший на пороге, был в рубашке с короткими рукавами. Это был какой-то замухрышка: низенький, нечесаный и небритый. Кожа у него была смуглая, даже какая-то задубевшая. Марта решила, что он цыган или бродячий торговец. Держался он вполне дружелюбно.

– А я к вам, – улыбаясь, сказал он. – Пришел траву покосить.

Рядом с ним стояла старая ржавая ручная газонокосилка. Вид у нее был довольно жалкий. Марта решила, что бедняк так подрабатывает. Он кивнул на газонокосилку.

У Марты был травяной пятачок на заднем дворе, но уже почти пришла зима, трава давно не росла.

– Траву покосить? Не поздновато ли? Зима на носу. Вы откуда?

Человечек печально и ласково смотрел на нее.

– Работу ищу.

Натянутая улыбка быстро сошла с его лица.

– Не нужно мне, – сказала Марта.

Маленький незнакомец чуть подвинулся к ней.

– Я платы не возьму.

У Марты кровь в жилах застыла.

– Нет, нет, – сказала она, отступая. – Не хочу я этого слышать.

– Мне жаль, – сказал гость. – Но я должен был сказать.

И он придвинулся еще чуть-чуть.

– Извините.

Марта быстро закрыла перед ним дверь. У нее перехватило дыхание, комната закружилась. Она еле дошла до кресла и тяжело рухнула в него, задев стол и опрокинув стакан. Темное пенистое пиво пролилось и впиталось в толстый ковер у камина.

37

Свадьбу Кэсси и Джорджа, о которой все узнали с удивлением и восторгом, решили сыграть вместе со свадьбой Бити и Бернарда. Получалось и дешевле, и веселее: Джордж был шафером у Бернарда, и наоборот. Женихам не надо покупать еще по костюму, не надо два раза собирать гостей – все равно их список был бы почти одинаковым, – и марафон по приготовлению сэндвичей с огурцами и лососевым паштетом можно устроить всего один раз.

Церемония бракосочетания должна была состояться в городском загсе, и по этому поводу не обошлось без разногласий. Аида, Ина, Эвелин и Олив были возмущены тем, что сестры отказались от венчания в церкви. Юна снова и снова принималась им объяснять:

– Послушайте, они же все – чертовы коммунисты, на что им церковь?

– Извини, Юна, но я не коммунист, – поправил ее Джордж. – Я чертов синдикалист.

– А мы, между прочим, социал-демократы, – добавила Бити.

– Ну а ты кто, Кэсси? – полюбопытствовал Уильям.

– Я – вольный дух неоанархизма, – беззаботно сказала Кэсси. – Так Джордж говорит.

– Понятно, – подмигнул Уильям Тому. – Тогда все на мази.

Но спор окончился ничем в основном потому, что все чувствовали: важно (хотя кому-то и не очень понятно) уже то, что Бити и Бернард вообще решили расписаться. Оба прямо всем говорили, что брак – это лицемерие, он – ненадежен, и то, что они внезапно поддались буржуазным предрассудкам, удивило всю семью. Правда, семья не слышала разговора, состоявшегося у Бити с Мартой.

Это произошло вскоре после «странной встряски», из-за которой Марта свалилась в кресло и пролила портер. Бити сидела с Мартой и рисовала ей гротескные образы некоторых членов горсовета.

– Мам, как свиньи у корыта. Какая там политика, им лишь бы карманы набить.

– Да, политика и личное – оно перемешано, – сказала Марта, посасывая трубку, и вдруг спросила: – Тебе там от них, наверно, отбою нет, а?

– Это точно. Деваться некуда.

Бити стала любимицей прессы. Молодая женщина в Совете, красавица, возмутительница спокойствия – чем не клубничка? Обзоры местной политической жизни стали пользоваться большим спросом у читателей. Бити величали по-разному: Большевичка Бит, Бити-Боудика, Валькирия Вайн. Ее пламенные речи подробно и восторженно пересказывал в «Ковентри Ивнинг Телеграф» по уши влюбившийся в нее молодой репортер.

– А ты ребеночка ждешь, – сказала Марта. – Так что скоро поутихнут про тебя.

– Мам, ты к чему это?

– Я говорю, когда узнают, что ты не замужем. И с дитем. Новость быстро разлетится. Но ты все правильно делаешь. Пока молодая, покажи себя. Не вечно же в политике быть. Бити, помоги мне встать. Всю спину скрутило.

Бити странно притихла и помогла Марте встать. Ушла она совсем растерянной. Через пару дней Бити и Бернард объявили о своей помолвке.

Двойная свадьба удалась на славу. Гостей принимали в праздничном зале Рабочего клуба. Кроме родных, среди гостей были члены Городского совета и другие друзья по политической работе. Из Оксфорда приехала Лилли. Фрэнка посадили на почетном месте, между Мартой и Кэсси.

На угощение были херес, закуски на столах и речи. И Бернард, и Джордж произнесли по легкомысленному спичу шафера и смиренному обращению жениха. Бернард назвал Джорджа «футуристом в одеяниях синдикалиста», отчего по крайней мере два человека засмеялись, а Уильям и Том лукаво переглянулись. Выступление Джорджа оказалось самым смешным. Он сказал, что понимает, как хочется всем гостям узнать, что же происходило в те дни, когда они жили в Рэвенскрейге, но признался, что ничего не помнит – все время с кем-нибудь спал. Его слова вызвали взрыв смеха, который, правда, неожиданно стих, когда все осознали, что шутка-то, возможно, была правдой.