Правда

— Испужался и помер с перепугу-то. А Гришка на престол взошел и с Маринкой повенчался. И стала подлая девка Маринка заместо царицы русской во дворце сидеть — видано ли, позор какой!

— Во дворце-то, чай, веселей сидеть, чем в избе с серыми волками, — глубокомысленно замечает он. Я б тоже лучше во дворце сидел.

— Да уж веселей, поди, — соглашается баба Лена. — Ну и стали они править — Гришка да Маринка. Известно, разворовали все закромы царские и Расею продали...

— Кому продали?

— А всем. Полячишкам, жидам, хранцузам и этим... мериканьцам.

— Американцам?

— Ну как бишь их там. А уж ели — столы трещали от серебра и злата, а брюха от пирогов да саек. Были у их колесницы да сани, серебром окованные, бархатом да соболями обитые. А на конях ихних узды, седлы и стремена сияли изумрудами и яхонтами... А сковороды у их во дворце были тож золотые и такие тяжелые, что двадцать человек народу одну сковороду нести не могли...

— Хочу во дворец...

— У, пострел... — баба Лена шутливо замахивается на него полотенцем. — Сказал тоже — во дворец! Чего тебе там делать, во дворце-то?

— Сама ж говоришь — подкинули меня богатые люди. — Он мечтательно вздыхает. — Может, я сын царицын. Может, она пошла гулять да потеряла меня.

— Царица уж старая у нас. Царицын не царицын, а графский, должно, сынок ты был, — говорит баба Лена. Она подпирает рукой щеку, глядит на него с грустью и любовью. — Вон, шустрый какой да вострый. И букварю в два счета обучился.

— Ну и что Гришка с Маринкой?

— Сидели, правили, воровали да на счетах считали. Да уж больно надоели они русским людям. Русскому человеку не надобно царев, что на счетах считают.

— А каких царев нам надобно?

— Чтоб себя блюли, Богу молилися и об народе радели. Вот и собрались русские люди — Козьма Минин их предводил — и отобрали у Маринки кольцо. Гришку с престола погнали в толчки. А Маринку засадили в башню, ту самую, где царевна Кутафья жила — та, что царя Гороха дочка, помнишь, я сказывала?

— Помню.

— А только Маринка колдунья была. Как ночь — она сорокой обернется, в окошко — фр-р-р! И летает, летает над Москвой. На какой дом присядет — там поутру горшков да полотна недосчитываются. У, ведьма!

— И что?!

— Да ничего. Козьма Минин поймал сороку и хвост ей ощипал. И стал на Руси править наш, русский царь-государь. Михайла Романов его фамилье было. Он был нашему государю анпиратору, храни его Господь, пра... пра... — баба Лена загибает пальцы, шевелит губами, в раздумьи качает головой, — ну, какой-то там прадедушка.

— А кольцо?

— А вот слушай. Маринка-то, ведьма, еще раньше кольцо тайно кровью помазала. Собрала свои женские кровя да... — ох, не то говорю! — спохватывается баба Лена. — Это... палец иголкой уколола да помазала своей кровью черной. И стало то кольцо дурное. А только наши про то не знали.

— А ты б им сказала.

— Не родилась я тогда ишшо... Ну так вот, повели Маринку-сороку на плаху, голову рубить. А она хитрая была. Взошла на плаху, в пояс поклонилася всему честному народу и говорит: простите меня. А сама глядит насупясь, глаз черный, и шепчет слова страшные...

— Какие слова?

— Да разное про то сказывают. Прокляну, говорит, Расею. Подует, говорит, ветер южный — и от жары все поля ваши высохнут. Подует, говорит, ветер северный — и померзнете все насмерть. Подует, говорит, ветер западный — и пойдете брат на брата резать да убивать. Подует, говорит, ветер восточный — и дети у вас все дураки родятся.

— Какая злая...

— Станешь злая, когда твоего дитя отняли да в печку живьем, — с неожиданным состраданием произносит баба Лена, непоследовательная, как все женщины.

— Так у Маринки было дитя?

— Ну да, она ж венчалася. А наши его в печку. Это мы умеем. Это мы завсегда пожалуйста — с дитями воевать.

— Ну а потом?!

— А наши бабы напужались, заплакали да говорят: пожалей ты нас, смилуйся. Тоже ж ведь детки у нас малые. Неужто, говорят, во веки вечные нам твою проклятию терпеть?

— А Маринка?

— Сжалилась маненько. Ладно, говорит. Вот ежели, говорит, пройдет много годов, и сызнова воссядет на престол царь-государь прозваньем Михайла Романов, и сам своею царскою волей от престола откажется и отдаст престол и волшебное кольцо в руки человеку, что пришел неведомо откуда и звать его неведомо как, а сам тот человек царских кровей будет, да знать про то не ведает, а тот человек кольцо в море-окияне искупает и на палец себе оденет — и тогда сыму я свою проклятию, и град Китеж пресветлый из воды обратно подымется, и станете обратно жить-поживать да пряники есть.

— И что?

— Не было ишшо у нас царя Михайлы. Петры, Николаи да Лександры все. А Михайлы не было. Да и кто ж по своей воле от престола царского откажется и отдаст в руки неведомо кому? Дураков таких не бывает.

— А кольцо где?

— Кольцо-то? Во дворце хранится, под семью замками. Да только проку нет от того кольца. Дурное оно, испортила его Маринка.

— Баб Лена, я хочу быть царем.

— Кто ж не хочет. Ты учись давай. Выучишься на анжинера, большой человек станешь. Будешь мне на старости лет утеха и забота. Не забудешь бабу Лену-то?